Читать книгу "Я вам что, Пушкин? Том 1 - Ричард Рубин"

стал тише и спокойнее.

Я задумался. Не лучший момент привередничать и говорить, что я в целом не фанат чаепития, предпочитаю пивка бахнуть ну или на крайний случай минералочки. Стоит подобрать что-то под образ Гару, а не дяди, который скоро по возрасту начнет попадать в скуфы.

— Лучше кексиков ничего не могу придумать. Шоколадных, ванильных, клубничных — все равно каких, — заявил я со стопроцентной уверенностью, — лишь бы твоего авторства.

(превосходно. пять балок в очко гриффиндору)

Нацуки покраснела как пожарный фургон. Ладони, сжимавшие ручки тележки, мелко затряслись. Комплименты, даже такие грубые и «в лоб» она получать не привыкла. Да никто из них не привык, по большому счету. Даже Моника попадалась на мои многоходовочки время от времени.

— Дурак! — пискнула коротышка, старательно отводя взгляд куда-то в сторону полок с выпечкой, — я тебя серьезно спрашиваю!

— А я не менее серьезно отвечаю, — заверил я, — как на клубном собрании первом их попробовал, так с тех пор хожу и мечтаю снова их отведать. Такое вот неизгладимое впечатление осталось, представляешь?

— Все равно дурак! — гаркнула она. Перекрыла этим и шумящую в супермаркете вытяжку, и музыку (кажется, что-то из Тейлор Свифт или Кэти Перри). Даже спугнула некоторых покупателей — старуха в длинном сарафане неодобрительно покосилась на нас и покатила прочь свою тележку.

Нацуки не удостоила ее вниманием.

— Сегодня я уже ничего не испеку, — сказала она с досадой, — поэтому и говорить об этом нечего. Обед нужно запилить, в доме прибрать, да еще и домашки учителя накидали столько, что хоть вешайся. Поэтому вот.

(хоть вешайся, пхахахахаххах, вот так прожарка в адрес саёри! а она хороша, согласись)

Нацуки протянула руку к полке и взяла увесистый целлофановый пакет.

— Ты, наверное, не очень любишь сладкое, поэтому эти штуки тебе должны понравиться, чел, — сказала она, — творожные кольца.

Меня замутило. Сразу вспомнилось одно такое, которое я приволок из нашей московской кулинарии. Открыл я тогда пакетик, а кольцо есть нельзя. Потому что оно дало начало новой жизни. Грибковой ее форме.

— Ты угадала, я как-то всю жизнь больше по пицце, бургерам с картохой и всему такому. Где мясо есть, короче, — признался я, — но капкейки твои правда хороши, тут я не вру.

Нацуки обрадовалась и горделиво выпятила грудь. Точнее, то место, где по задумке Вселенной и художника ей полагалось быть. Там располагалась пустота, однако этот прискорбный факт не мешал коротышке носить бюстгальтер — из под симпатичной розовой маечки выглядывала бретелька. Магическое мышление, не иначе. Может, она надеется, что рано или поздно там что-нибудь прорастет, как овощи в парнике.

— Еще б ты врал, — вздернула Нацуки нос, — я тебя насквозь вижу!

— Тогда один-один, потому что я тебя тоже, — заявил я, — причем во всех смыслах.

Она аж подскочила на месте.

— Что ты имеешь в виду?

— Майка у тебя прозрачная и скрывает гораздо меньше, чем ты думаешь.

Это, конечно, было не так, но мне отчаянно хотелось повеселиться. А в том, чтобы порофлить за чужой счет, я ничего плохого не вижу.

— Аррргх! — взвыла Нацуки, — и почему ты раньше об этом не сказал? Пошли скорей на улицу! Или нет, стой, нельзя на улицу, меня там увидят!

— Как будто есть на что смотреть, — не удержался я.

…

Из супермаркета мы свалили очень вовремя. Еще немного — и местный охранник выпроводил бы нас, а напоследок отходил метлой. Или вообще первым, что под руку попадется. Как только Нацуки убедилась в том, что непристойного обнажения не произошло, то успокоилась. Но на меня за сомнительный троллинг не обиделась. Ну точно своя девчонка.

День был славный, идеально подходящий для того, чтоб выгулять своих вторых половинок или спиногрызов, но прохожие нам навстречу попадались редко. Следующим делом в обширном списке Нацуки оказалась разборка с коммунальными службами — накосячили со счетами за электроэнергию, поэтому она была полна решимости разобраться. Я только подначивал.

— Разнеси там все по камешку, покажи, кто босс! — выдавал я мотивационные речевки, — заставь их себя уважать, Нат!

Она купилась.

— И заставлю! Вот увидишь, Гару, они еще пожалеют, что со мной связались!

— Так держать! — восхитился я, — Покажи, что важен не размер собаки в драке, а размер драки в собаке!

Нацуки нахмурилась.

— Так, я не поняла, ты меня щас с собакой сравнил? Да ты сам псина сутулая!

Она продолжала возмущаться на все лады и проклинать меня последними словами. Хорошо, что я навострился фильтровать такие штуки за годы жизни с Милкой, поэтому не расстроился совершенно. А вскоре и думать про бухтящую коротышку позабыл. Мы подошли к булочной на углу, возле которой стоял хмурый мужик в фартуке и почему-то с бейсбольной битой в руках.

Я предпочел бы не привлекать внимание этого верзилы, но тут из-за угла в группке школьников (узнал по форме) вывернул человек. Вывернул и преспокойно направился на другую сторону улицы. Он о чем-то оживленно беседовал с корешами, но я не мог не разобрать ни слова. Наверное, потрясение слишком сильным оказалось.

Мы встретились глазами всего на секунду не больше, но этого крошечного промежутка мне хватило с лихвой. Лично мы с парнем никогда раньше не встречались, но я определенно его видел. Причем совсем недавно. Не далее, чем сегодня утром. В зеркале.

— Э, стой!

Я наплевал на все нормы вежливого общения и рванул за ним. Нацуки что-то заорала мне вслед, но слова утонули под стуком крови у меня в ушах.

(ПРИВЕТ САМОЗВАНЕЦ)

Ну, я тебе щас такой привет организую, братец. Как в «Бешеных псах». Ты у меня все свои планы выложишь на блюдечке, на фарфоровой, сука, тарелке.

— Стой, кому сказано! — заорал я парню в спину. Себе в спину. В этой уродской школьной форме он был похож на меня как две капли воды. Кринжовая стрижка «под битла», угловатые острые плечи, глистоподобное тело и ножки-спички — да, это точно был Гару, ГП или как его там.

Упускать его было никак нельзя. И группка школьников, наверное, это знала — они все сгрудились вокруг него, как телохранители, прикрывающие своими телами Дженну, мать ее, Ортегу.

Мне на них было насрать с высокой колокольни. Сейчас не парила ни возможность схлопотать в морду, ни косые взгляды со стороны, ни даже позабытая на другой