Читать книгу "Парижский антиквар. Сделаем это по-голландски - Александр Алексеевич Другов"

дело был о раскручено в значительной мере с его участием.

Пока Якоб неторопливо читает, смотрю в окно и думаю о том, что в случае неудачи этого разговора остальная часть операции рассыплется в прах сама собой. Альтернативного выхода на газеты у меня нет.

Дочитав, Якоб снова проглядывает текст и наконец небрежно откладывает листки на край стола. Пожевав губами, он задает свой традиционный вопрос:

— Ну и чего тебе от меня надо?

— Я полагал, что это практически готовая статья, которая может вызвать большой шум.

— Ты ошибаешься, если полагаешь, что в газетном деле скандал есть самоцель. Любой подготовишка от журналистики может накропать дюжину таких статей.

И он пододвигает листки ко мне, при этом, однако, не проявляя особого намерения уйти. Поэтому я невозмутимо двигаю статью по столу в обратном направлении.

— Вполне вероятно. Однако подготовишка не сможет собрать материалы для нее.

Якоб качает головой и ставит на статью локти.

— Без реальных документов этот материал ничего не стоит. Со мной даже разговаривать в редакции никто не станет. Ты смеешься? За такую публикацию у газеты денег не хватит судиться с этим твоим Ван Айхеном. Короче, забудь об этом.

— Не торопись, прочти вот это.

Я протягиваю тоненькую папку с копиями материалов, полученных от Сибилсва. Якоб берет ее и, покусывая большой палец, внимательно читает страницу за страницей. Иногда возвращается к прочитанному и снова изучает текст. Если он так же основателен в работе вообще, я могу надеяться на успех предприятия.

Наконец, дочитав, журналист хмыкает:

— Это уже что-то. Ну хорошо, допустим, я смогу пробить эту публ иканию. Что дальше?

— Дальше тебя ждет успех и слава. Может быть, деньги.

— Или пуля в спину. А еще могут по голове ударить и бросить в канал.

— До этого не дойдет. Еще до того, как вся эта публика разберется что к чему, их поведут на отсидку.

Я благоразумно умалчиваю, что, по моим расчетам, как раз до тюрьмы-то Ван Айхен и не доберется.

— Кроме того, я организую шумовое оформление в парламенте, после которого о тебе Ван Айхен начисто забудет ему просто не до того будет.

— Ну-ну. Впрочем, хорошо. Главный редактор сейчас у себя. Думаю, что он сразу скажет, пойдет это в работу или нет. Для разговора с шефом мне будут нужны эти документы.

— Бери, это ксерокопии, у меня еще есть. Я тебе позвоню в редакцию ровно через час.

Вздохнув, Якоб кивает, и, забрав материалы, покидает ресторан. Я же заказы паю себе завтрак, уже второй за это утро. События последнего времени вырабатывают солдатскую привычку наедаться впрок. Ввиду чрезвычайных обстоятельств решаю забыть о холестерине. Яичница с ветчиной и кофе добавляют мне сил и, соответственно, уверенности в себе. Пара сигарет и еще один кофе помогают скоротать время. Наконец, глянув на часы, прошу официанта проводить меня к телефону и звоню Якобу в редакцию.

Якоб снимает трубку сразу, как будто ждал звонка.

— Привет-привет. Детали моей беседы с главным редактором не имеют значения. Главное — шеф сказал, что завтра материал с незначительной правкой пойдет в номер.

— Все понял. Постараюсь дать тебе знать о том, что получилось в смысле дополнительного музыкального сопровождения.

— Хорошо. Кстати, было бы хорошо иметь фотографию Ван Айхена или хотя бы фасада его института. Наши фотографы на заданиях в других городах, а мне придется сегодня заняться переводом твоей статьи с английского на голландский.

Черт бы их взял! Фотографии им понадобились. Не знаю, чего больше в этой просьбе: действительно желания получить фото или стремления проверить серьезность моих намерений. Однако делать нечего, и я быстро соглашаюсь.

— Не проблема. Ван Айхена не обещаю, а фото института получишь завтра утром.

Закончив беседу с Якобом, тут же звоню в институт и узнаю, во сколько у Ханса кончаются сегодня занятия. Выясняется, что у меня по крайней мере полтора часа свободного времени и их мы потратим на попытку использовать один необычный канал влияния.

* * *

Эту идею я вынашивал почти с самого приезда, точнее, со дня рождения канадца Дейва, который он отмечал у каких-то своих приятелей.

Когда мы еще только ехали к Дейву, Лиз предупредила, что ей нужно заглянуть к ее «referent Either» (дословно — что-то вроде «опекун») заверить характеристику для одной международной организации, куда она намеревалась пойти работать после семинара. Я хорошо знаю английский, но вот что такое этот самый «referent father», представления не имел, а глянуть в словарь поленился. Вместо этого я простодушно спросил саму Лиз, у всех ли участников семинара есть такие «referent father» и почему его нет у меня. Она хрюкнула и сказала, что видится со своим достаточно часто, чтобы в случае необходимости попросить и за меня. При этих словах Билл тоже подозрительно хмыкнул и отвернулся. Я ничего не понял, но мы опаздывали, и я выбросил эту тему из головы.

Всю дорогу мы шутили по поводу этого неведомого субъекта, которого собиралась повидать Лиз. Билл предложил взять его собой на вечеринку, обещая соблазнить вином и женщинами. Я еще размахивал руками, развивая эту мысль, когда дверь дома, куда привела нас Лиз, отворилась. На пороге стоял высокий благостный мужчина в пасторском воротничке. Только тут до меня запоздало дошло, что «referent father» — это то, что по-русски называется духовником. К нему на проповеди и исповеди набожная Лиз действительно ходила каждое воскресенье и молилась за всех нас, безбожников. По дороге в церковь она не ленилась лупить каждому из нас в дверь с оглушительными призывами присоединиться к ней в походе в храм Божий, а возвратившись, в деталях пересказывала содержание проповеди. Теперь же она заехала к своему духовнику получить рекомендательное письмо.

С благожелательным интересом осмотрев мою замершую фигуру с бутылками в раскинутых руках, мужчина тихо сказал:

— Вы, наверное, Алекс из России? Лиз о вас много рассказывала. Божоле восемьдесят девятого года — совсем недурно. Год был достаточно сухой, и у вина неплохой букет.

Я стал, не торопясь, опускать руки. Рядом на дорожку медленно садился Билл. Он не то что смеялся — он скул ил от радости.

После этого я заходил к патеру Хендриксу дважды, и мы подолгу разговаривали на самые разные темы. Но сегодня, выслушав меня, он только качает головой.

— Алекс, я не стану этим заниматься. У церкви есть свой взгляд на все современные проблемы, но далеко не во все из них мы вмешиваемся. Тем более, когда это одновременно связано с уголовными делами и, не обижайтесь, подозрительными иностранцами. Но вот что я