Читать книгу "Песнь победителя [ = Крылья холопа, Берлинский Кремль, Машина террора ] - Григорий Климов"

«Когда?»

«Сегодня».

«Значит, ты не хотел проститься со мной?!» Наступает неловкая пауза. Андрей не ожидает моего ответа. Он закидывает голову на спинку кресла, смотрит в потолок, потом закрывает глаза. Он сидит в шинели и фуражке, даже не сняв перчаток. Только теперь мне приходит в голову, что мы не пожали друг другу руки.

Я бросаю взгляд на часы, на телефон, затем снова смотрю на Андрея. После нашей поездки в Москву я очень редко встречался с ним. Мне казалось, что он сам избегает этих встреч.

Теперь мне бросается в глаза, как изменился Андрей за это время. Лицо его осунулось, постарело, скулы обтянуты блестящей кожей. На лице застыло выражение, какое бывает у неизлечимо больных людей. На всей его фигуре лежит печать безнадежной усталости.

Проходят минуты. Андрей сидит не шевелясь и не открывая глаз. Я смотрю через окно на улицу и бесцельно выстукиваю по полу.

«Может быть, я мешаю тебе?» – спрашивает Андрей тихо. В первый раз я слышу в его голосе неуверенность, почти беспомощность.

Меня охватывает чувство жалости. Я вижу, что от Андрея осталась одна оболочка. И, вместе с тем, я не доверяю ему, мне не даёт покоя его форма МВД. Я щупаю ключ в кармане и мельком гляжу на улицу. Если в этот момент за мной придут – я выпущу первую пулю в Андрея.

В этот момент в передней снова раздаётся звонок. Звонок короткий и нерешительный. Так неуверенно может звонить лишь незнакомый. Я иду в переднюю и открываю дверь.

Передо мной стоят на пороге две маленьких безмолвных фигурки. Я вижу бледные детские лица и синие замерзшие ручонки. Это дети беженцев.

«Клепа…» – непривычно звучит русское слово из уст немецких детей. «Клепа…» – ещё тише повторяет вторая фигурка. В глазах детей нет ни просьбы, ни ожидания – только детская беспомощность. Судорога перехватывает мне горло. Жалкие фигурки кажутся мне видением того мира, куда я иду.

Я молча делаю детям знак войти, нахожу на кухне мой старый солдатский мешок и набиваю его тем, что оставалось в доме. Взявшись за лямки, дети с трудом тащат мешок к двери. Я провожаю их.

Закрывая дверь, я слышу за моей спиной невнятное бормотание Андрея: «Это не спроста… Это знамение…» Я удивлённо смотрю на него. Он опускает голову и, избегая встречаться со мной взглядом, шепчет: «Их Бог послал».

Дети уходят. Андрей снова опускается в свое кресло. Стрелки часов показывают половину первого.

Я вспоминаю, что я ещё ничего не ел сегодня. Я должен иметь силы на дорогу. Я делаю несколько бутербродов и, преодолевая чувство тошноты, заставляю себя есть. Вторую тарелку я ставлю перед Андреем.

Перегибаясь через стол, я замечаю, что глаза Андрея устремлены на меня со странным выражением. Они устремлены в одну точку. Я следую его взору. Пола моего пальто распахнулась и из внутреннего кармана выглядывает рукоять парабеллума. Я ощущаю, как во рту у меня становится сухо.

Советские офицеры при демобилизации в Советский Союз обязаны сдавать все имеющееся у них оружие. Попытка провезти оружие через границу карается самыми суровыми наказаниями. Поэтому никто не едет домой с пистолетом в кармане. Майор Государственной Безопасности должен знать это лучше, чем кто другой.

Незаметным движением я запахиваю пальто и искоса смотрю на Андрея. В его зрачках нет удивления и лицо совершенно спокойно. По комнате ползёт гнетущая тишина и холод. Стрелки часов приближаются к назначенному часу.

«Мы, наверное, не увидимся с тобой больше», – нарушает тишину голос Андрея. Его слова звучат не как вопрос, а как ответ собственным мыслям.

«…и ты не хотел проститься со мной», – говорит Андрей и в его голосе слышится грусть.

Я молчу и делаю вид, что не слышу его слов.

«Всю жизнь я не доверял тебе», – медленно и тихо звучат слова моего друга детства. – «Когда я поверил тебе – ты не доверяешь мне…» Его слова режут мне по сердцу, но я не могу ничего ответить. Я знаю только одно – сейчас будет телефонный звонок и если кто станет мне на пути – я буду стрелять. Если это будет Андрей – я убью его.

На секунду мой мозг пронизывает мысль – откуда Андрей узнал, что я здесь, что я уезжаю сегодня. За эти долгие дни было много возможностей… Может быть, он узнал это по своей служебной линии? Может быть, у него в кармане ордер на арест? Усилием воли я гоню от себя эти мысли, встаю и хожу по комнате.

Словно в ответ моим мыслям слышится голос майора Государственной Безопасности: «Не сердись, что я пришёл к тебе…» Как капли воды тикают часы.

И тихо, едва слышно, звучат слова Андрея: «Если бы не пришел я, к тебе пришли бы другие…» Я хожу по комнате, время от времени бросая взгляд на часы.

«Может быть, тебе нужна моя машина?» – спрашивает Андрей.

«Нет. Спасибо…»

«Так ты, значит, уходишь, а я остаюсь», – звучит голос майора Государственной Безопасности. – «Я принесу больше пользы, оставаясь на своем посту… Если когда будешь меня вспоминать, Гриша, помни… я делаю, что могу».

Снова в холодной комнате повисает тишина. В окно смотрит пасмурный зимний день. Ясно слышно тиканье часов.

«Может быть, ты оставишь мне что-нибудь на память?» – нарушает тишину голос Андрея. Он звучит до странности неуверенно, почти жалобно.

Я оглядываюсь кругом в пустой комнате. Мой взгляд останавливается на чёрной обезьяне, скорчившейся на письменном столе. Я пристально смотрю на нее, словно ожидая, что она пошевелится.

«Возьми это!» – киваю я головой на бронзовую фигуру.

«Над миром сидит черная обезьяна», – бормочет Андрей. – «Так вот стремишься к хорошему, чистому… А потом видишь, что все это грязь…» Как выстрел пистолета звенит телефон на столе. Я сдерживаю свою руку и не торопясь снимаю трубку. Издалека слышится голос:

«Der Wagen ist da!»

«Jawohl!» – отвечаю я коротко.

«Ну… Я должен ехать!» – говорю я Андрею.

Он с трудом поднимается с кресла, деревянным шагом идёт в переднюю. Я следую за ним. С усилием, как будто он смертельно устал, Андрей оправляет измятую шинель. Воротник шинели зацепился за золотой погон кителя и не даёт натянуть рукав. Андрей смотрит на погон. Затем он с такой силой рвет шинель, что погон с треском ломается.

«Крылья… холопа!» – медленно и тяжело падают в тишине слова Андрея. Он произносит их с такой непередаваемой горечью, что я невольно содрогаюсь.

«Желаю тебе счастливого пути!» – говорит Андрей и протягивает мне на прощанье руку. Я пожимаю его руку. Он смотрит мне в глаза, хочет сказать что-то, затем только ещё раз крепко встряхивает мою руку и спускается по ступенькам. Я смотрю ему вслед, но он не оборачивается.

Я стою и слушаю, как замирает вдалеке шум автомашины. Проходит несколько минут. Время идти мне. Я уже раньше отдал ключи от квартиры и мне остается только захлопнуть дверь.