Читать книгу "Экспансия-2. Безоблачное небо Испании - Юлиан Семенов"

«Я чувствую комбинацию, — думал Даллес, — ауф видерзеен, курс мистера Рузвельта!»

Роумэн (зима сорок седьмого)

…Во время налета на явки нацистов в американской и британской зонах оккупации, которые ему удалось открыть, Роумэн отправился с двумя «джи ай» на квартиру вице-президента Имперской социалистической партии Лонца.

В коттедже не оказалось ни души; ощущение такое, будто отсюда только-только ушли.

— Обыщите дом, — сказал Роумэн военным, почувствовав внезапный озноб. — Весь дом, каждый ящик. Перетрясите все книги, тут должно быть то, что меня интересует.

Он отошел к телефону, снял трубку, но аппарат был гулко-безжизненный, словно тыква.

Закурив, Роумэн задумчиво посмотрел на то, как ловко работали военные контрразведчики, и сказал:

— Продолжайте, ребята, я вернусь через час.

Позже он не смог вернуться, потому что должен был вылететь в Женеву, там пересесть на машину Лангера, который привезет его в Аскону, в дом Матильды Вольф, хозяйки перевалочной базы, что снабжала людей СС и СД липой, по которой надо было явиться в Вечный город, на улицу, находящуюся в трехстах метрах от Ватикана. На этой же машине поездка в Австрию — не так уж далеко, американская зона оккупации. Оттуда возвращение в Швейцарию и вылет к Штирлицу. В это время Эронимо берет в Мадриде трех «контрабандистов» Гаузнера и Кемпа (их надо брать именно по обвинению в контрабанде кокаина, еще рано тревожить весь улей); главное, чтобы они просидели на Пуэрто-дель-Соль хотя бы три дня; основные улики даст банкир Нибель из Кордовы, он — ключевая фигура, возит нацистские деньги по миру.

Предприятие было рассчитано по часам — с учетом разницы во времени на континентах.

Однако все рухнуло, когда Роумэн приехал в штаб-квартиру оккупационного корпуса, дежурный офицер протянул ему телефонограмму: «Группа, состоявшая из сержанта Никльсона и рядовых Дэвиса и Рэндольма, при налете на квартиру, указанную в вашем рапорте, взорвалась на мине, заложенной в пустом доме; Дэвис погиб на месте, жизнь Никльсона и Рэндольма в критическом состоянии».

…Лангера на аэродроме в Женеве не было; в бюро информации на имя «доктора Брэдиса» (так было оговорено) никто не оставлял никакого сообщения.

Роумэн заказал Мадрид; полковника Эронимо не было ни на работе, ни дома: «Коронель уехал в командировку». Так было и в тот день, когда появился Гаузнер; что же могло произойти за это время, черт?!

Роумэн отошел к киоску, купил американские газеты, не для того, чтобы читать, а скорее чтобы сосредоточиться и принять какое-то решение. Страницы пролистывал машинально, не очень-то обращая внимание на заголовки; споткнулся — совершенно неожиданно — на самых броских: «Немецкий композитор из Голливуда на службе ГПУ и Коминтерна!»; «Ганса Эйслера защищает Элеонора Рузвельт!»; «Первая леди под подозрением в симпатиях к красным!»; «Москва задействовала всю свою агентуру на Западе!»; «Чарли Чаплин, Матисс, Пикассо и Кокто обратились в Белый дом!»; «Негодование Альберта Эйнштейна!»; «Ничто не спасет русского шпиона от кары!»

Сначала Роумэн не поверил глазам; ведь Макайр сказал, что с этим безумием все кончено, Америка убедилась в шаманстве Рут Фишер,[58]катившей черт знает что на братьев: «Не может быть, бред какой-то!»

Он отошел к стойке бара, попросил кофе, принялся читать сообщение о предварительном допросе Ганса Эйслера, композитора, которого по праву называли одним из самых великих музыкантов века.

«Эйслер. — Господин председатель, могу ли я просить у вас разрешения сделать заявление перед началом собеседования?

Председатель. — Дайте мне ваше заявление. (Читает его.) Нет. Я не разрешаю вам выступить с этим заявлением…

Эйслер. — Вы не хотите позволить мне выступить с заявлением после всего того, что мне довелось пережить начиная с прошлого года?!

Председатель. — Следователь, задавайте свои вопросы.

Следователь. — Я хочу зачитать выдержки из газеты «Дейли уоркер» от пятнадцатого января тридцать пятого года… Цитирую: «Выдающийся революционный композитор Ганс Эйслер прибывает двадцать седьмого января… С тех пор, как в Германии к власти пришел Гитлер, Ганс Эйслер проживает в Париже и Лондоне; всему миру известны произведения этого блистательного музыканта; нельзя не восторгаться его высокоталантливыми операми, песнями и фильмами, такими, как — немецкое название я произношу по буквам — кэй-ю-эл-и-даблью-ай-эм-пи-и…» Что это значит, Эйслер?

Эйслер. — Это опера и фильм, сделанные мною в Берлине в тридцать втором году. Называется «Куле Вампе».

Следователь. — Продолжаю цитату: «эм-ай-эс-эсэн-ай-эм-и…» Что это такое?

Эйслер. — Это мое произведение «Масснаме»… По-немецки это звучит как «мероприятие», «целесообразность»…

Следователь. — Продолжаю цитату: «Рот фронт»… Это все вы сочинили, Эйслер?

Эйслер. — Да.

Следователь. — В статье говорится, что вы один из выдающихся композиторов современности, вас называют борцом-коммунистом против гитлеровской тирании, утверждают, что вы не только великий музыкант, но и товарищ, стоящий в первой линии борьбы. Вы подтверждаете, что это написано про вас?

Эйслер. — Про меня так много писали, что я не могу помнить каждую статью…

Следователь. — Я просмотрел нью-йоркские газеты этого же периода, о вас нигде не писали как о великом композиторе, кроме как в газете американских коммунистов.

Эйслер. — Вы плохо смотрели, я могу показать вам сотни статей обо мне, они где-то валяются в моих архивах.

Следователь. — Подойдите ко мне и посмотрите фото в газете «Дейли уоркер». Это ваша фотография?

Эйслер. — Совершенно верно, моя.

Следователь. — Что за жест вы делаете на фото?

Эйслер. — Это салют немецких ра…

Следователь (перебивает). — Вы подтверждаете, что на фото изображены именно вы и именно вы держите правую руку над головой, причем пальцы сжаты в кулак?

Эйслер. — Подтверждаю, посколь…

Следователь (перебивает). — Вы не отвергаете, что вы держали руку в коммунистическом салюте?

Эйслер. — Да, подтвер…

Следователь (перебивает). — Продемонстрируйте комиссии этот жест!

Эйслер демонстрирует коммунистический салют, подняв правую руку, сжатую в кулак.

Председатель. — Вы не хотите опровергнуть подлинность фотографии?

Эйслер. — Нет. Это салют не только коммунистов, но всех антифашистов. Это не партийное приветствие, а салют антифашистов всего мира.