Читать книгу "Пестрые истории - Иштван Рат-Вег"

Оба его покровителя, хирург и торговец, организовали сбор денег в пользу Чаттертона, собрали несколько фунтов, чтобы он мог попытать счастья в Лондоне. Это было самое большое желание юноши. Мечта о славе опять засияла радугой сквозь лондонский туман.

Он снял комнату в одном из пригородов Лондона, вернее койку. Да и той только половину, потому что ему пришлось делить ее с другим молодым человеком.

Сосед по койке хорошо устроился при парнишке из провинции, как он говорил позже, тот почти не спал, до утра сидел и писал. Он засыпал лондонские журналы своими сочинениями, их хватило бы на целый номер. Он уже пытал счастья не только произведениями монаха Раули, но и под своим именем писал стихи, прозу, политическую сатиру.

Но он не знал, что Лондон — город денег, где у людей вместо сердца — карман, и раскрывать его перед первым встречным они не торопились. Не знал он, что здесь один способ пробиться в писатели — поступить на службу к какому-нибудь лорду, прославлять его и поносить его противников.

В семнадцатилетнем парне была гордость пламенного ума. Он не желал лакействовать, ему хотелось собственными силами выбиться из неизвестности. Он обивал пороги редакций и возвращался, чуть ли не ежедневно обогащая свой горький опыт. Неопытностью провинциала нагло пользовались. За статью ему платили один шиллинг, за стихотворение и только треть — восемь пенни. Один журнал взял у него сразу шестнадцать баллад всего за десять с половиной шиллингов. Судя по его записям доходов, таким лихорадочным трудом он заработал всего двенадцать фунтов, то есть на день у него приходилось по два шиллинга.

Из этих нищих заработков он еще умудрялся посылать подарки домой, писал домашним обманные письма, сообщая, как, дескать, хорошо идут дела в Лондоне, что его начинают признавать, перед ним открывается славная будущность.

Только и эта тоненькая струйка денег вдруг иссякла. Журналы были забиты рукописями Чаттертона. Случалось, ему возвращали одну из самых прекрасных его поэм, потому что «она не подходила по объему журнала». Несчастного парня качало без единого пенни, да, именно качало от голода, в этом большом бесчувственном городе. И только у его квартирной хозяйки сжалось сердце при виде этого вконец исхудавшего, с впавшим лицом, бледного, но с горящим взором юноши, она пригласила его пообедать.

— Спасибо, у меня совсем нет аппетита, — ответил он и закрылся в своей комнате, вернее в каморке, к тому времени он жил в своем уголке один.

И это говорил юноша, три дня не бравший в рот пи крошки.

На другое утро, поскольку он не отвечал на стук, взломали дверь. Его нашли на кровати мертвым. Гордый юноша ни в ком не нуждался. Люди не захотели ему помочь, тогда он покинул их. Он отравился.

Было 25 августа 1770 года. Ему еще не исполнилось и восемнадцати лет…

Похоронили его в братской могиле бедняков, там его следы окончательно затерялись. Следы одного из блистательных гениев Англии.

После его смерти, естественно, газеты запестрели его именем. «Мы потеряли великого поэта», — вздыхали толстые журналы, те, которые платили ему жалкие гроши. Им вдруг открылась поэтическая красота его стихов, скрытая маской модной архаики. Мэлоун, один из наиболее видных шекспи-роведов, иисал, что в Англии со времен Шекспира не рождалось подобного таланта.

Его сочинения, которые он писал с четырнадцати лет, позднее вышли национальным изданием. Имя его увековечено на мемориальной доске в Бристоле, в церкви св. Марии Рэдклиффской, где он призвал к жизни фигуру монаха Раули.

А что же Уолпол? Тот стал знаменит, унаследовав от отца высокий ранг и большое состояние, возможно совсем незаслуженно, потому что злые языки утверждали, что его отец вовсе ему не отец, а отец совсем другой — лорд по имени Херви. Литературной известностью Уолпол был обязан своей обширной переписке, которую сочли остроумной и несколько раз переиздавали в нескольких томах.

Однако все эти тома перевешивает одно единственное письмо, которое отсутствует в этом собрании{Я включил сюда несколько стихотворных строк, в которых Чаттертон излил свою горечь в отношении Уолпола.

Уолпол! Я и в мыслях не имел,

Сколь ты жестоко сердцем очерствел;

Вкушая роскошь, ты не внял мольбе

Подростка одинокого, к тебе

Воззвавшего; его стыдить ты рьяно, -

А сам не знал подобного обмана?

«Отранто» вспомни! — Что за словопренье?

Презреньем я отвечу на презренье.

(Пер. Д. В. Сильвестрова)}:

«Сэр, я не могу примирить Ваше отношение ко мне с теми представлениями о Вас, которые я некогда разделял. Сэр, я полагаю себя оскорбленным: не будучи осведомлены о моих обстоятельствах, Вы не осмелились бы обходиться со мною подобным образом. Дважды обращался я к Вам с просьбой вернуть мне копии рукописей — от Вас ни слова. Буду признателен, если Вы объяснитесь или извинитесь за свое молчание.

Томас Чаттертон.

Июля 24 дня».

Поддельные памятники венгерской письменности

Литератор Шамуель Немеш, один из самых ловких мастеров-фальсификаторов, сбывал свои подделки за деньги. Была у него лавка древностей в Буде, в ней битком было всяких рукописей, бумаг, медалей и орденов, оружия. Он даже писал статьи по антиквариату в научные журналы.

Поначалу он занимался подделками просто из любви к искусству, позднее, когда подметил, как легко и просто можно обвести вокруг пальца и самого ученого из ученых, поставил дело на широкую ногу.

На старинных пергаментах бледными чернилами он писал якобы древние венгерские, латинские и немецкие тексты. Он мог точно копировать не только средневековые готические и латинские буквы, но и древневенгерские и даже татарские письмена. Мастерски подделанные тексты вставлял в переплеты старинных фолиантов и снисходительно «дозволял» ослепленным ученым мужам «открывать» такие редкости и за хорошие денежки приобретать их{Подробно описывает эти фальсификации Бела Тот в книге «Венгерские редкости» (Béla Tóth. Magyar ritkaśagok. Будапешт, 1899). Всего он описывает 26 подделок.}.

Подделывал он карты XV столетия, охранные грамоты и указы татарских ханов, договоры, скрепленные большими висячими печатями, дворянские грамоты, даже одну иллюстрированную венгерскую летопись 1301 года. В 1851 году из вторых рук ее приобрел венгерский Национальный музей, а Габор Матраи, замечательный музыковед и хранитель библиотеки музея, 24 июля провел ознакомительные чтения по ней в Венгерской академии наук.

На эту удочку попался и другой наш замечательный ученый Янош Йернеи (1800–1855), один из тех, кто занимался древней историей Венгрии, однако же питавший иллюзии относительно истории венгерского языка. Особенно его поразили молитвы времен короля Андраша I, которые счастливчику Шамуелю якобы удалось откопать в Клагенфурте среди прочих древних текстов. Йернеи провел детальнейший научный анализ и признал молитвы оригинальным текстом, о чем и написал в своей работе «Сокровища венгерского языка эпохи династии Арпадов» («Magyar nyelvkincsek az Árpádok korából», 1854).