Читать книгу "Екатерина Арагонская. Истинная королева - Элисон Уэйр"

В письмах, которые тайком доставляла Элиза, Шапуи выражал уверенность в том, что народ в Англии вполне способен подняться на защиту Екатерины, если его подтолкнуть. «Если начнется мятеж в Вашу поддержку, я не уверен, что Леди, которую все ненавидят, удастся спасти свою жизнь и драгоценности».

Екатерина надеялась, что до этого никогда не дойдет. Она не могла заставить себя пожелать такой участи даже врагу. На самом деле Екатерина желала бы предотвратить такое несчастье. Закутавшись в меха, так как ночь была холодна, она зажгла свечи и села у камина писать очередное послание к императору, чтобы еще раз показать ему, как жизненно важно, просто необходимо заставить папу действовать. «То, о чем я прошу, не может представлять никакой опасности, – уверяла она племянника. – Как Вы знаете, все громы и молнии в этом королевстве падают только на мою голову».

Екатерина сидела одна за письменным столом. Сквозь закрытую дверь она слышала движение жизни повсюду: слуги ходили по дому, горничные пересмеивались и легким шагом пробегали по коридорам, увлеченные своими интересами и мелкими интригами. «Все они так юны», – подумала Екатерина. Мысли ее уплыли к детям, которые могли бы сейчас окружать ее. Высокие рыжеволосые сыновья, сестры Марии, с которыми она делилась бы сокровенным. Малышке Изабелле сейчас было бы четырнадцать. Екатерина сморгнула слезы и обратила взгляд на кипу писем, полученных с тех пор, как муж отослал ее от себя.

Теперь до нее доходило очень мало сведений. Шапуи явно с трудом изыскивал возможность написать ей, за всеми его действиями наверняка следили, однако Екатерина была в курсе, что отец Эйбелл отпущен из Тауэра и сейчас направляется к ней. Это ее безмерно радовало. Господь, должно быть, смягчил сердце Генриха. Какое-то время она надеялась, что он действительно начинает охладевать к Анне – судя по слухам, у него имелись на то причины. Возможно, король даже готов признать свои ошибки.

Но потом Элиза принесла новое послание от Шапуи: посла тревожит Томас Кранмер, ожидавший от папы подтверждения своего назначения архиепископом. Екатерина не посчитала странным то, что Генрих послал бумагу за подтверждением в Рим: значит, он все же не желает окончательно порывать со Святым престолом. Но Шапуи беспокоился: «Если папе известно, какой репутацией пользуется здесь Кранмер – душа и сердце лютеранской ереси, он не поторопится одобрить это назначение. Доктор Кранмер – преданный слуга Леди, и с него потребуют особого обещания не вмешиваться в дело о разводе. Но я боюсь, он может добиться согласия на брак в английском парламенте».

Екатерина молилась, чтобы Шапуи оказался не прав. Конечно, его святейшество никогда не одобрит выбора такого человека.

Удивление и тревогу вызвало у Екатерины письмо из королевского совета. Главный советник короля собрал нескольких ученых докторов и передал им содержание анонимного мнения университетов: если первый брак Екатерины окончательно свершился, тогда ее второй брак недействителен.

– Но он не был доведен до конца, – вслух сказала Екатерина, хотя находилась в своей опочивальне одна.

Правда, худшее ожидало ее впереди. Ее оповещали, что король нашел и представил совету документ, в котором его отец и король Фердинанд подтверждают: ее брак с Артуром окончательно свершился.

– Какой документ?! – выкрикнула Екатерина. – Ничего такого не было и быть не могло. Это фальшивка!

Тем не менее совет принял его в качестве доказательства и согласился с тем, что королю не остается ничего другого, как продолжать добиваться своей цели властью архиепископа Кентерберийского. Что это была за цель, Екатерина не сомневалась.

Он намеревался забрать все дела в свои руки, чего она и боялась. Хотел отвергнуть ее и жениться на Анне Болейн, невзирая на последствия.

В лихорадочном возбуждении Екатерина строила предположения относительно дальнейшего развития событий, готовясь бороться за свои права и авторитет Святого престола, что бы ни придумал Генрих и какие бы новые основания для развода он ни выдвинул. Напрасно ждала она письма от Шапуи, который наверняка был в курсе дела. Она дождалась не его, а приказа короля перебираться в Эмптхилл в Бедфордшире.

Несколько раз Екатерине доводилось останавливаться в Эмптхилле. Это было одно из любимых мест Генриха, где он с удовольствием проводил время, объезжая королевство. Воздух здесь был здоровый, а замок окружал полный дичи олений парк. Но поместье находилось в пятидесяти милях от Лондона, и Екатерине казалось, что ее отправляют в ссылку. Это впечатление усилилось, когда кавалькада приблизилась к темным ребристым стенам и силуэты их зубчатых краев зловеще проступили на фоне светлеющего неба.

«Они пытаются сломить меня», – подумала Екатерина. Тем не менее ее покои были достаточно роскошны и в ее распоряжении находился прекрасный сад.

– Могу я выходить из замка? – спросила она лорда Маунтжоя, который сопроводил ее сюда и должен был остаться с ней и управлять хозяйством.

– Мне приказано не выпускать вашу милость за стены замка, – ответил он, ощущая неловкость ситуации.

Это было неудивительно. Маунтжой был человек чести и безупречно служил Екатерине двадцать четыре года, однако она понимала: должность ему дорога и он не станет высказываться в ее пользу или обсуждать приказы.

– Господин мой, я пленница?

– Строго говоря, нет, мадам. Вы можете пользоваться всеми удобствами и ходить, куда вам нравится, в замке и в садах.

Итак, это была золотая клетка. Теперь Екатерина понимала, как чувствовала себя ее сестра Хуана на протяжении долгих лет, и, судя по всему, сейчас тоже. Может, было бы лучше, если бы она, как Хуана, потеряла рассудок и жила в счастливом пренебрежении к происходящему вокруг. Бедняжка Хуана терпела заточение в монастырской келье уже больше четверти века. Это было погребение заживо, люди не должны так страдать. Жизнь под домашним арестом, в роскоши, конечно, не могла сравниться с этим.

Но когда человек познал, что такое свобода, ему досаждают даже мелкие ограничения: невозможность сходить на охоту или послать письмо друзьям. Пришел приказ – его доставил явно потрясенный лорд Маунтжой, – запрещающий Екатерине переписку с Марией, и вынести это было тяжелее всего. Очевидно, Генрих опасался, что она станет подстрекать Марию к неповиновению. Отрезать мать от собственного ребенка, лишить человека всякой связи с внешним миром – кто стерпит такое? За всеми, кто посещал двор Екатерины, строго следили, и она опасалась, что любая попытка Шапуи связаться с ней будет обнаружена. Тогда ее положение станет еще хуже. Шапуи, этот смелый человек, оставался теперь единственным каналом, через который Екатерина могла получать известия о своей дочери.

С болью в сердце она сознавала, что ее слуги наказаны за свою преданность, по сути попав в тюремное заключение. Большинство их из любви к ней относились ко всему весело, люди не унывали, и это глубоко трогало Екатерину. Но когда она увидела маленькую Анну Парр – та, высунувшись в окно, нетерпеливо топала ножкой и задумчиво глядела на мир за стенами замка, – то ужаснулась. Что это за жизнь для девочки? Именно в этот момент она впервые ощутила укол сомнения. Ей стоило произнести лишь несколько слов, которые хотел услышать Генрих, – и все они будут свободны. Но именно эти слова превратят ее дитя в бастарда.