Читать книгу "Ничья земля. Книга 1 - Ян Валетов"

Мертвые Заводи называли еще и Рачьими. Сергееву не хотелось вспоминать почему.

Он искоса взглянул на Вадима, огромные уши которого наливались алым от крепчающего к ночи мороза.

– Не смотри так, Миша, – попросил он. – Ты же знаешь, я нормальный…

По глубокому убеждению Сергеева, остаться нормальным, живя на Ничьей Земле, было нереально, но противоречить командиру коммандос он не стал.

– Я ее действительно нашел. По кольцу. Я ей дарил такое колечко, необычное. С нашими инициалами. Ее Викторией звали…

Сергеев невольно вздрогнул.

– …так что В и В, получалось. Такой вензель красивый, все переплетено.

Вадим вздохнул, тяжело и глубоко, и выпустил в воздух струю сигаретного дыма.

– Я ее неделю искал, думал, мозгами поеду… А когда нашел, там, Миша, кроме кольца узнавать было нечего. Я остался. Помогал, чем мог. Потом закрыли границы, ну когда пошли разговоры, что это была ракетная атака, типа диверсия. Мне тогда возвращаться в Россию совсем кисло стало, столько я тогда насмотрелся. Все эти заградотряды, белые каски, блядь, ревнители законности! Ясно стало, что тут я нужнее. Сколотил вокруг себя правильных ребят, что-то типа отряда охраны правопорядка, и начал патрулировать территории. И все было путем, пока мы не нарвались… И если бы не Равви!

Лязгнул утепленный прошитыми матами люк «хувера», и на мороз полез Мотл, похожий на киношного вампира, со своим белым пухом на черепе, безбровым лицом и красными, воспаленными глазами.

– Ох, как тут душно… – выговорил он хрипло, хватая губами летящий снег. – Надо проветрить.

– Ничего, Матвей, – отозвался Сергеев. – Проветрить – не натопить. Оставь люк открытым на минутку, и будешь зубами лязгать.

– Там твой Арафат доходит тихо. Ртом воздух хватает, аки рыбка, – Мотл встал на лед рядом с ними, поднял воротник дохи и уперся взглядом в бетонно-ледяной ансамбль разрушенной плотины. – М-да… Я и забыл уже, как это выглядит вблизи. Хотя бывал здесь, правда, зимой – в первый раз… Вон там, слева, отсюда не рассмотреть, на скалах большой круизный корабль. Раньше был, как новенький, издалека. Лет пять назад… Впечатляет, надо сказать…

За пеленой снегопада и сгустившейся вязкой тьмой рассмотреть что-либо было невозможно. Свет фар «хувера» казался тусклым и слабым, огромная стена плотины ощущалась в сумерках, как нависшая над ними угроза, весом в миллионы тонн.

– Заночуем здесь, – сказал Сергеев. – Ночью объезд не найти. Дай бог, чтобы он вообще существовал, этот объезд. Рельеф меняется ежегодно, от каждого ливня и особенно во время половодья. На крайний случай мы можем вернуться на три километра назад и уйти левее. Там объезд есть точно, только это на пятьдесят километров удлиняет путь.

– Прямо под плотиной ночевать? – удивился Матвей.

– Нет, конечно. То, что справа от нас, это остров. Основание – скальное. Есть места, где можно забиться в норку. Вадик, давай-ка, за руль и тихой сапой к скалам. Это там!

Михаил махнул рукой, указывая куда-то в темноту, которая подступала все ближе и ближе к корпусу катера.

– Там и проветримся, и перекусим, и заночуем. Рассвет у нас завтра, – Сергеев сверился с GPS, – в 5.22. Но это астрономический, еще ничего не видно. Выйти надо не позже 5.40, тогда развиднеется хоть чуть-чуть.

Он с сомнением оглянулся на густеющий, как сахарный сироп, снегопад. Если так же будет и утром – рассвет не поможет. А, похоже, к утру опять поднимется ветер, а ветер – это пурга.

– Если нам повезет, – продолжил он, чувствуя, как мороз начинает пощипывать лицо и мочки ушей, – если найдем дорогу за час, успеем еще кое-что сделать в городе, есть там у меня несколько тайничков с полезными вещицами. Не найдем – возвращаться не станем. Делать такой крюк нам не с руки.

«Хувер» они расположили в месте, где скальные выходы закрывали его с трех сторон. Со стороны реки оно вовсе не просматривалось, а берег острова нависал над ним, как козырек. Тут можно было спрятаться и средь бела дня, человек, не знающий особенности рельефа этих мест, запросто прошел бы в десяти метрах от их убежища, даже не заподозрив, что за этими валунами можно скрыть немаленьких размеров судно.

Плечо Али-Бабы пришлось заново перебинтовать. Рана не вскрылась, но покраснела, и от нее во все стороны, словно лучи, пролегли вспухшие, алые прожилки. Закончив перевязку, Сергеев вколол арабу антибиотик, смешанный с болеутоляющим. Вымотанный до крайности Али-Баба едва успел перекусить, на полный ужин его уже не хватило – он уснул, уронив голову на грудь прямо над пластиковым судком. Молчун помог Сергееву уложить его на носилки. Остальным пришлось спать сидя. Лежачие места в каюте предусмотрены не были.

Автономный отопитель Сергеев основательно прикрутил, и под утро, когда снаружи температура упала достаточно низко, внутри «хувера» было прохладно и дышалось довольно легко.

С рассветом снегопад утих. Забортный термометр показывал минус восемнадцать. Снег, а за ночь его выпало сантиметров тридцать, хрустел под ногами, как разгрызаемый сухарь. Замерзший, укрытый плотным белым покровом Днепр выглядел ровным, словно стол, застеленный белоснежной скатертью. Над рекой все так же висело низкое, беременное очередным снегопадом небо, и Сергеев подумал, что хоть в этом им повезло. Солнце и чистое небо были мечтой для систем спутникового наблюдения. А так спутники были слепы.

Сергеев помог Али-Бабе справить нужду в «утку», как сделал бы это для раненого товарища – не испытывая брезгливости, дал влажное полотенце, чтобы араб мог умыться, и вышел наружу.

Было так тихо, что казалось, слух утерян навсегда. Звуки падали на мягкую белую подушку и увязали в ней. Это была девственная зимняя тишина. В такой тишине трудно представить себе даже крик птицы или звериное сопение. Так молчат только безжизненный зимний лес и морские глубины. И четверо мужчин, что стояли около диковинного, похожего на бублик с кабиной, аппарата и молчали, были подавлены немотой окружающего мира. Совсем рядом, в нескольких километрах, по обе стороны заледеневшей реки, лежал мертвый город – некогда большой, промышленный, многолюдный, ныне давший пристанище нескольким сотням человек, постоянно ищущим пропитания, чтобы и дальше бороться за жизнь. Пока город был жив – была мертвая тишина, но стоило городу превратиться в развалины, и великое молчание спящей в холода природы разлилось над окрестностями.

– И ни птица, ни рыба слезы не прольет, – продекламировал Мотл нараспев, стоя по колено в снегу, на краю уходящей во все стороны белой пустыни, – если сгинет с земли человеческий род. И весна, и весна встретит новый рассвет, не заметив, что нас уже нет…

И пояснил, прокашлявшись – холодный воздух обжигал больную гортань, хотя его никто не спрашивал:

– Это я у Брэдбери вычитал.

– Не прольет, – сказал Вадим. – Ни птица, ни рыба… Всех изведем. А кого не изведем, тех съедим. Ох, блядь, какую землю просрали! И теперь она ничья. Никому нахер ненужная. И мы на ней никому нахер не нужны. Аминь!