Читать книгу "Хозяин Черного Замка и другие истории - Артур Конан Дойл"

Максимин издал утробный смешок.

– Старый Планк вечно ворчит, – сказал он, – но мы-то знаем, что даже за все сокровища мира он не сменит доспехи воина на тогу гражданина. Ты давно выслужил право доживать век в своей конуре, старый пёс. Только пожелай, и можешь отправляться восвояси грызть свою косточку и ворчать на покое.

– Ну нет! Я слишком стар для таких перемен. Я буду следовать за Орлами, пока не сдохну. Но и я предпочитаю умереть, служа настоящему воину, а не какому-то сирийцу в длинном платье, да ещё из такого рода, где женщины ведут себя как мужчины, а мужчины – как женщины.

В кругу офицеров раздался смех. Семена недовольства и мятежа пустили в лагере столь глубокие корни, что даже крамольный выпад старого центуриона ни у кого не вызвал протеста. Максимин поднял свою тяжёлую, как у мастифа, голову и в упор посмотрел на Бальба.

– Не упоминали ль солдаты чьего-либо имени? – спросил он с намёком в голосе.

Полное молчание было ему ответом. Шелест ветра в ветвях сосен и плеск воды в реке сделались вдруг громкими на фоне воцарившейся тишины. Бальб пристально изучал лицо командира.

– Имена двоих передавались шёпотом из уст в уста, – заговорил он наконец. – Первым был легат Асентий Поллион, вторым же…

Пылкий Сульпиций внезапно вскочил с места и принялся вопить во весь голос, размахивая над головой выхваченной из костра пылающей головнёй:

– Максимин! Император Максимин Август!

Кто знает, как могло такое случиться? Ещё час назад ни одна живая душа не могла даже помыслить об этом. И вот в какое-то мгновение невозможное обернулось свершившимся фактом. Не успело ещё заглохнуть эхо от криков распалённого молодого африканца, как его призыв был подхвачен воинами легиона в шатрах, у сигнальных костров, несущими караул на берегу. «Да здравствует Максимин! Да здравствует император Максимин!» – доносилось отовсюду. Со всех сторон сбегались люди, полуодетые, с горящими безумием глазами и перекошёнными криком ртами, освещая путь пылающими факелами или просто зажжёнными пучками соломы. Десятки рук подхватили великана и вознесли его на импровизированный трон, держащийся на плечах и бычьих шеях самых дюжих легионеров.

– В лагерь! Все в лагерь! – орали они. – Да здравствует Цезарь Максимин! Да здравствует солдатский император!

В эту же самую ночь молодой император Север Александр решил прогуляться за пределами лагеря, разбитого прибывшими с ним преторианцами. Его сопровождал всего один человек, которого император считал своим другом, – капитан Императорской гвардии Лициний Проб. Они вели между собой серьёзный разговор, с тревогой обсуждая хмурые лица и вызывающее поведение солдат. Тягостное предчувствие грядущей беды угнетало сердце императора и, как в зеркале, отражалось на суровом бородатом лице его спутника.

– Не нравится мне всё это, Цезарь, – говорил он, – и мой тебе совет прямо на рассвете отправиться дальше на юг.

– Сам посуди, – отвечал император, – разве могу я, не потеряв чести, бежать от опасности? Да что, в конце концов, они против меня имеют? Какое зло я им причинил, что они готовы восстать против своего повелителя, позабыв присягу?

– Солдаты как дети, которым всё время хочется чего-нибудь новенького. Разве ты не слышал своими ушами их ропот, когда объезжал ряды? Нет, Цезарь, бежать надо завтра же, а твои верные преторианцы позаботятся о том, чтобы не было погони. В легионах найдутся верные тебе когорты, и если мы объединим силы…

Отдалённый шум оборвал беседу. То был низкий рокочущий звук, подобный прибою. Далеко внизу на дороге двигалось беспорядочное скопище огней, то мигающих и гаснущих, то вспыхивающих вновь. Огни приближались с пугающей быстротой, в то время как хриплый беспорядочный рёв нарастал, превращаясь в уже различимые ухом слова – слова страшные и зловещие, рвущиеся из тысяч глоток. Лициний бесцеремонно ухватил императора за запястье и потащил в укрытие за придорожными кустами.

– Тише, Цезарь! Тише, если дорожишь жизнью! – зашептал он. – Одно слово – и нам конец!

Скорчившись в ночной темноте, они провожали взглядами текущую мимо процессию. В неверном свете факелов бесновались, размахивая руками, какие-то одержимые люди с бородатыми, искажёнными лицами, то алыми, то серыми, в зависимости от освещения. До ушей доносился топот множества ног, грубые голоса и лязг металла о металл. Внезапно из мрака возникло видение. Невероятных размеров человек словно плыл над толпой. Его широкие плечи слегка сутулились, но лицо озарялось свирепым торжеством, а взгляд грозных ястребиных глаз устремлялся вперёд, поверх линии окружающих щитов. Всего на мгновение возник он в коптящем кольце огней и тут же снова пропал во мраке.

– Кто это? – спросил, запинаясь, император. – И почему они называют его Цезарем?

– Вне всякого сомнения, это Максимин, бывший фракийский крестьянин, – ответил предводитель преторианцев, окидывая своего хозяина странным взглядом. – Они ушли, Цезарь. Бежим скорее к твоему шатру.

Но не успели они пуститься в бегство, как новая волна шума, во много раз громче первой, достигла их слуха. И если первую можно было сравнить с рокотом прибоя, то вторая напоминала бушующий ураган. Двадцать тысяч солдатских глоток в главном лагере слились в едином вопле, эхом разорвавшем ночную тьму и заставившем задрожать в недоумении и страхе сидящих за много миль отсюда вокруг своих костров германцев.

– Ave![87]– ревели голоса. – Аве Максимин Август!

На вознесённых над головами щитах стоял Великан Максимин, обводя взглядом море обращённых к нему лиц. Его необузданная натура дикаря ликовала при звуке приветствий, но один лишь пылающий взор выдавал, что творится у него в душе. Он простёр руку над орущими солдатами, подобно охотнику, успокаивающему взбудораженную собачью свору. Ему поднесли венок из дубовых листьев. Под приветственный звон выхваченных из ножён мечей Максимин возложил его себе на голову. Неожиданно толпа прямо перед ним забурлила и раздалась, освободив крохотный пятачок открытого пространства. Какой-то офицер в форме Преторианской гвардии опустился на колени. Кровь обагряла его лицо и обнажённые до локтей руки. Капли крови стекали с клинка его обнажённого меча. Даже Лициний не смог остаться в стороне, захваченный всеобщим порывом.

– Да здравствует Цезарь! – воскликнул он, склоняя голову перед гигантом. – Я прямо от Александра. Он уже никогда больше не будет тебя беспокоить!

III

Падение Максимина

Три года восседал на троне «солдатский» император. Но дворцом ему служил походный шатёр, а подданными – милые его сердцу легионеры. С ними он был всесилен – без них он был ничем. С ними он прошёл от одного края Империи до другого, сражаясь с германцами, даками, сарматами и снова германцами. Но Рим ничего не знал о своём повелителе и открыто роптал против такого хозяина, который ни во что не ставит ни саму столицу, ни мнение её граждан и который не удосужился за три года ни разу побывать в её стенах. Против постоянно отсутствующего Цезаря плелись интриги и составлялись заговоры. Узнав об этом, он дал почувствовать недовольным тяжесть своей десницы, как когда-то внушал молодым новобранцам необходимость воинской дисциплины. Он ничего не знал и не хотел знать о консулах, сенате и гражданских правах. Его собственная воля и сила оружия были единственным предметом, доступным его пониманию. В торговле и искусствах он смыслил столь же мало, как в тот день, когда покинул отчий дом во Фракии. Вся необъятная Империя представляла собой, в его понимании, только машину для производства денег, которые шли на содержание легионов. Если он не получит этих денег в срок, солдаты могут обидеться. Разве в ту памятную ночь они не для того вознесли его на щитах, чтобы он, в свою очередь, свято блюл их интересы? И если приходилось для добывания нужных сумм потрясти городскую казну или осквернить парочку храмов, ну что ж, где-то ведь надо их брать. Вот такой бесхитростный взгляд на вещи был у Великана Максимина.