Читать книгу "Средний пол - Джеффри Евгенидис"

— Tы прекрасно справляешься.

— Нет, я ничего не помню. У меня все болит. И с сердцем совсем плохо.

Мы добрались до кресла, я обошел ее сбоку и усадил. Потом поднял ее распухшие, пронизанные выступающими венами ноги и опустил их в воду. Дездемона закрыла глаза и с довольным видом что-то забормотала.

В течение нескольких минут она молчала, наслаждаясь теплой водой. Щиколотки ее порозовели, и ноги начали оживать. Розовая волна поднялась до подола ночной рубашки, исчезла под ним, а затем появилась из-под воротничка. На лице Дездемоны появился румянец, и когда она открыла глаза, в них были отсутствовавшие до этого проницательность и ясность. Она посмотрела на меня и воскликнула:

— Каллиопа! — И тут же зажала рот рукой. — Господи! Что с тобой случилось?

— Я вырос, — ответил я. Я не собирался ей что-либо рассказывать, но теперь все выплыло само собой. Впрочем, все это было неважно, так как она все равно забудет наш разговор.

Она продолжала рассматривать меня, и глаза ее казались огромными за линзами очков. Даже будь Дездемона в здравом рассудке, она все равно ничего не смогла бы понять из моего ответа. Однако, находясь в своем нынешнем состоянии, она почему-то приняла все как само собой разумеющееся. Она жила теперь в мире грез и воспоминаний, а в этом состоянии старые предания возвращались обратно.

— Каллиопа, ты стала мальчиком?

— В каком-то смысле.

Она кивнула.

— Моя мама когда-то рассказывала мне странную историю, — промолвила она. — Иногда в деревне рождались дети, которые были похожи на девочек. А потом в пятнадцать-шестнадцать лет они превращались в мальчиков. Это мама мне говорила, а я ей никогда не верила.

— Это генетика. Врач, у которого я был, сказал, что такое случается в маленьких деревнях, где все женятся друг на друге.

— Доктор Фил тоже говорил об этом.

— Правда?

— Это я во всем виновата, — и она скорбно покачала головой.

— Почему? При чем здесь ты?

Она не то чтобы плакала. Ее слезные железы высохли и уже не производили никакой влаги. Но лицо ее исказилось, а плечи начали подрагивать.

— Священники говорят, что даже двоюродные братья и сестры не имеют права вступать в брак, — промолвила она. — Только троюродные, и то надо спрашивать разрешения у архиепископа. — Она отвернулась, пытаясь что-то вспомнить. — Даже за сына крестников нельзя выходить замуж. Я думала, это все глупости. Я не знала, что это делается ради детей. Я была глупой деревенской девчонкой. — Она продолжала корить себя, забыв и о моем присутствии, и о том, что говорит вслух. — А потом доктор Фил сказал мне страшные вещи. Я так испугалась, что сделала себе операцию. Чтобы больше не было никаких детей. А когда у Мильтона появились дети, мне снова стало страшно. Но все обошлось. И я решила, что все будет в порядке.

— О чем ты говоришь? Дедушка был твоим двоюродным братом?

— Троюродным.

— Ну, тогда все в порядке.

— Не только троюродным, но и родным.

Сердце у меня остановилось.

— Дедушка был твоим родным братом?

— Да, голубчик, — бесконечно усталым голосом произнесла Дездемона. — Все это произошло давным-давно. Совсем в другой стране.

И здесь заработал интерком:

— Калли? — раздался голос Тесси, которая тут же поправилась: — Калл?

— Да.

— Тебе надо собираться. Машина будет через десять минут.

— Я не поеду, — ответил я. — Я останусь с бабушкой.

— Милый, тебе надо поехать, — возразила Тесси.

Я прижался ртом к интеркому и произнес:

— Я не пойду в церковь.

— Почему?

— Знаешь, сколько они дерут за эти свечи?

Тесси рассмеялась. Ей это было необходимо. И я продолжил, подражая голосу отца:

— Два доллара за свечу? Это же обираловка! Может, в Европе тебе и удастся кого-нибудь уговорить на это, но только не в Америке!

Подражать Мильтону оказалось заразительным, и теперь уже Тесси понизила голос до неузнаваемости:

— Настоящая обираловка! — произнесла она и снова рассмеялась.

И тогда мы оба поняли, что нам удастся справиться. Так мы могли сохранять Мильтону жизнь.

— Ты уверен, что не хочешь ехать? — спросила Тесси.

— Ситуация слишком усложнится, мам. Я не хочу всем всё объяснять. Я еще не готов к этому. Боюсь, это всех отвлечет от происходящего. Поэтому будет лучше, если я не поеду.

Внутри Тесси была с этим согласна и поэтому довольно быстро уступила.

— Я передам миссис Папаниколас, чтобы она не приходила.

Дездемона продолжала смотреть на меня, но глаза ее уже подернулись пеленой. Она улыбалась.

— Моя ложечка не обманула меня, — произнесла она по прошествии какого-то времени.

— Думаю, да.

— Прости, детка. Я не предполагала, что это произойдет именно с тобой.

— Все нормально.

— Прости меня.

— Мне нравится моя жизнь, — заверил я ее. — И я собираюсь прожить прекрасную жизнь. — У Дездемоны все еще был страдальческий вид, и я взял ее за руку.

— Не волнуйся. Я никому ничего не скажу.

— А кому ты можешь сказать? Все уже умерли.

— Но ты же жива. И я никому ничего не скажу до твоей смерти.

— Ладно. А когда я умру, можешь рассказать.

— Хорошо.

— Браво, детка, браво!

Вопреки его пожеланиям в церкви Успения состоялось полное православное отпевание Мильтона Стефанидиса. Службу отправлял отец Грег. Что касается отца Майкла Антониу, он был обвинен в воровстве в особо крупных размерах и осужден на два года тюремного заключения. Тетя Зоя подала на развод и вместе с Дездемоной уехала во Флориду. Куда точно? В Новую Смирну. А куда же еще? Через несколько лет, после того как мама была вынуждена продать дом, она тоже перебралась туда, и все зажили вместе, как когда-то на Херлбат-стрит, пока Дездемона не умерла в 1980 году. Тесси и Зоя до сих пор живут во Флориде.

Гроб Мильтона не открывали. Тесси отдала распорядителю Георгию Паппасу его свадебный венец, чтобы он был похоронен вместе с ним. А когда настало время прощаться, скорбящие двинулись к гробу, целуя его крышку. На похоронах Мильтона оказалось гораздо меньше людей, чем мы ожидали. Не появился никто из директоров Геракловых хот-догов и ни один из его многочисленных знакомых, и тогда мы поняли, что, несмотря на все гостеприимство, у Мильтона никогда не было настоящих друзей, а лишь коллеги. Зато пришли друзья семьи. В своем бордовом «бьюике» приехал хиропрактик Питер Татакис, пришел отдать последний долг Барт Скиотас, поставлявший на строительство церкви некондиционные материалы. Пришли Гас и Элен Панос, и голос первого в силу перенесенной трахеотомии на сей раз особенно напоминал глас смерти. Впервые тетя Зоя и мои кузены не сидели на передней скамейке, так как она была оставлена для моей мамы и брата.