Читать книгу "Вавилонские книги. Книга 3. Король отверженных - Джосайя Бэнкрофт"

Вдобавок к заботе об Ирен Энн, казалось, восприняла выздоровление Волеты как нечто вроде личного вызова. Она готовила суп, который Волета не могла есть, травяной чай, который она не могла пить, прикладывала горячие компрессы, которые она, казалось, не чувствовала, и ни в малейшей степени не была обескуражена происходящим. Она настаивала, чтобы девушке читали или разговаривали с ней как можно чаще, и проводила много часов у постели молодой леди с книгой в руках.

– Надо, чтобы Волета никогда не чувствовала себя одинокой, – объяснила Энн. – Даже если она и не слушает нас, все равно может услышать.

Вдохновленный этой идеей, Байрон принес из оранжереи корабельную музыкальную шкатулку и сыграл несколько песен, под которые он пытался научить Волету танцевать. В каюте девушки Байрон в одиночку продемонстрировал те шаги, которые Волета не смогла усвоить. Он очень обрадовался, когда Энн предложила свою помощь. Она оказалась усердным и способным партнером. Ирен наблюдала за их весельем – поначалу Байрону показалось, что – с отвращением, хотя это была амазонская версия зависти. Через некоторое время Ирен попросила Энн показать ей танцевальные па, и та с радостью согласилась. Ирен с трудом повторяла движения, а Энн подбадривала ее указаниями и комплиментами. Волета никак не демонстрировала, что замечает их, музыку или оживленный шум, но Энн настаивала, что все это к лучшему: они танцевали по той же причине, по которой Пискля носилась вокруг головы Волеты, – чтобы раздуть свет, который выведет ее из темноты.

Охряник продолжал делать Волете инъекции светящейся среды Сфинкса дважды в день под усиленным наблюдением. Он также измерял ее жизненные показатели и каждый раз заявлял, что, хотя она и не поправляется, но, по крайней мере, ей не становится хуже.

На четвертый вечер после отплытия из Пелфии «Авангард» пришвартовался в порту Кресталь в кольцевом уделе Альгез. Капитана и пилота встретила на берегу альгезская наместница, королева Вильгельмина Кассира. Внешне она казалась полной противоположностью Леониду во всех отношениях. Он вел себя демонстративно, она излучала спокойствие. Его мода была экстремальной, ее – сдержанной. Он был стар, а она молода. И все же Эдит довольно быстро поняла, что у этих двух правителей есть и более тонкие общие черты. Оба были осторожны, проницательны, и оба с радостью позволили своим советникам говорить те трудные вещи, которые гости хотели бы услышать, не обременяя себя их озвучиванием. Королева Кассира приняла их за длинным пепельным столом из костяного дерева, стоящим под цветущей беседкой, и угостила охлажденной медовухой, приготовленной из меда королевских ульев. Она похвалила и корабль Сфинкса, и отметину, которую он оставил на Доме Пеллов.

Но в дополнение к просьбе вернуть картину Сфинкса капитан Уинтерс ясно дала понять, что, несмотря на ослабленное состояние Пелфии, сейчас не время возобновлять старые распри. Как и в случае с королем Леонидом, Эдит намекнула на желание Сфинкса распространить новую технологию среди кольцевых уделов, которые отличались миролюбием и стремлением к сотрудничеству. Погубленный пелфийский военный корабль и левитирующий флагман Сфинкса делали перспективу новых подарков неотразимой для королевы Кассиры. Уже во время их трапезы в лучах полуденного солнца она послала гонца забрать картину Сфинкса из своего личного хранилища.

Пока капитан и пилот вели переговоры с членами королевской семьи Альгеза, а Байрон наблюдал за происходящим с мостика, Энн сидела в ногах кровати Волеты и читала книгу монотонных стихов, обращаясь к невосприимчивой аудитории.

– А ты когда-нибудь хотела детей? – перебила ее Ирен в середине строфы.

– Я-то? – Энн заложила страницу пальцем. – У меня были дети. У меня их было много. Ксения оказалась последней и, думаю, отбила мне охоту продолжать. – Ее щеки надулись от раздраженного вздоха. – Хотя Оливет – самый милый ребенок, которого я когда-либо видела! Должна признаться, этот возраст навсегда останется моим любимым.

– Но ведь это всего лишь дети, о которых ты заботилась. Они ведь на самом деле не были твоими собственными, не так ли?

– Но почему же? Только из-за того, что я их не родила? Только потому, что они не похожи на меня внешне и не носили моей фамилии? На самом деле я никогда не придавала этому большого значения. Эти дети в той же степени принадлежали мне, как и своим матерям, которые редко разговаривали с ними, редко кормили их и никогда не ухаживали за ними во время болезни. Я знала их мечты и страхи. Я могла различить перемену их настроения, сидя в другом конце комнаты. Я могла сказать, о чем они думали, только по ухмылке. – Энн сидела и болтала ногами, подбадриваемая воспоминаниями. – Конечно, это была работа, но в то же время – выбор, привилегия и страсть. Я приняла их всех в свое сердце. Даже Ксению. – Энн уже собиралась снова открыть книгу, но вдруг остановилась и спросила: – А как же ты, дорогая? Ты когда-нибудь хотела детей?

– Хотела. Мне потребовалось много времени, чтобы это понять… И я опоздала. – Она посмотрела вниз на свои мозолистые ладони, видя там полную историю, которая всегда будет непостижима для любого другого человека. – Иногда не осознаешь, чего желаешь, пока для желаний не становится поздно.

– О, не будь такой мрачной! Ну же! Еще осталось время для любви, моя дорогая, еще осталось время для заботы. Есть еще время для того, чтобы любить и обниматься – до самого конца.

– Я действительно сказала ей, что люблю ее, – проговорила Ирен, глядя на Волету сверху вниз. – Я очень рада, что сделала это.

– И у тебя будет возможность рассказать ей все еще раз. Не теряй веры. А теперь, я уверена, миледи хотела бы услышать, чем закончится сия эпическая поэма. – Энн пролистала страницы, чтобы выяснить, сколько их еще осталось в книге. Она закатила глаза, увидев ответ. – Видит бог, мне бы самой хотелось наконец-то добраться до конца.

Волета ахнула. Глаза девушки резко открылись, и она села прямо в постели, как подброшенная пружиной. На ее лице застыла тревога, словно у человека, очнувшегося от кошмара. Прежде чем Ирен или Энн успели пошевелиться или сказать хоть слово, она закричала:

– Адам!

А потом наклонилась вперед и выплюнула на одеяло пулю.

Черная тропа

Старый Отец Ходдер

сказал: «Сыновья и дочери,

У меня кончился раствор.

Дайте-ка побольше костей».

«Ход в вышине», народное творчество, автор неизвестен

В какой-то момент жалкого карабканья вверх по темным артериям Башни Сенлин лелеял надежду, что они смогут подкрасться к лагерю фанатиков и оценить, какое безумие ждет впереди. Но к тому времени, когда они приблизились к Мола-Амбиту – месту на карте, которое якобы обозначало нынешний адрес Люка Марата, – Финн Голл почти убедил спутников, что они сбились с курса много часов назад и теперь действительно заблудились.

И страх Голла был не беспричинным. Они прошли через вроде бы простую, но на деле весьма загадочную развилку воздуховодов. Судя по карте, между склонами этих двух проходов была разница всего в один градус, и самодельный уклономер Сенлина не мог измерить ее достаточно точно. Они только-только начали в третий раз оценивать склоны, когда Тарру понюхал воздух и с вполне разумной уверенностью объявил, что поблизости бродит кот-трубочист. Вместо того чтобы умереть в раздумьях, Сенлин выбрал желоб с самым свежим ветерком. Никто не возражал. По крайней мере, не сразу.