Читать книгу "Сварог. Летающие острова - Александр Бушков"

Рыжая лауретта, в отличие от спутника, часто и подолгугуляла по палубе, откровенно маясь скукой. Поскольку выяснилось, что мужскаяпостель ей знакома, а соблазнительна была девчонка, как чертенок, мысли иныхморских волков помоложе приняли игривый оборот. Заметивший это Бугас процедилсквозь зубы, что два раза он не повторяет, а пассажиры – друзья его друзей, такчто любой, вышедший за рамки хорошего тона, немедленно пожалеет, что родился насвет. Большинство из одержимых игривыми мыслями вообще оставили всякиепоползновения от греха подальше, но Красавчик Ройбен, разбивший больше женскихсердец, чем князь Клабур – стаканов[51], и не подумал обстенитьпаруса[52]. Увешавшись всеми своими побрякушками и разодевшисьв лучший «береговой» наряд, он с виолоном наперевес тенью скользил засинеглазой прелестницей, что ее определенно забавляло.

К полудню второго дня на юте раздался дикий вопль, исбежавшиеся вахтенные подняли с палубы Красавчика, правая ключица у негооказалась сломанной. Бугас моментально провел дознание – но Красавчик клялсябогом Руагату, старушкой мамой и долей в добыче, что из рамок он не выходил, авсего лишь с надлежащей галантностью и грацией положил руку синеглазке наталию. И обнаружил себя на палубе.

Девчонка разгуливала как ни в чем не бывало с самымбеспечным и примерным видом. Сопоставив феномены кухаря и Красавчика,общественное мнение ужаснулось, сделало выводы, и рыжую стали сторониться,насколько это возможно на палубе не самой большой бригантины. Кухарь появлялсяв каюте пассажиров, превратив лицо в бронзовую маску, лишенную и намеков намимику. Бугасу, попытавшемуся было с несвойственной ему неуклюжестью бормотатькакие-то извинения, очаровательное рыжее создание мило улыбнулось:

– Не удручайтесь, капитан, я за такие пустяки, вдобавок безприказа, еще никого не убила…

Капитан пошел и напился в компании с зеркалом.

Бугас нападал на идущие с Островов «золотые караваны»,высаживал в Хелльстаде искателей приключений, искал клады, закапывал клады,проникал на Дике в поисках пещерного жемчуга, первое прозвище оправдал дажедважды, а второе – трижды[53], с горротским корсарским патентомтопил снольдерские корабли и наоборот, трижды бегал из тюрем, один раз скаторги и один – с «чертовой мельницы»[54], искал в лабиринтахИнбер Колбта Крепость Королей, освоил все виды контрабанды, прямо на рейдеМалабы дрался с Джагеддином, два года (когда особенно припекло) обретался наСильване, где полгода прослужил флаг-капитаном гиперборейского флота и едва небыл возведен в дворянство, но потом приговорен к плахе за разные прохиндейства,едва унес ноги и полтора года пробивался более привычным ремеслом, не отягощаясебя мундиром. Семь раз его награждали орденами (и трех потом лишили высочайшимиуказами, но Бугас все равно их носил), четырежды вешали «в изображении», аоднажды всерьез собирались набить из него чучело (на той же гостеприимнойСильване). Словом, у капитана «Невесты ветра» была самая обыкновенная, ничем непримечательная биография типичного джентльмена удачи. И он, нутром и нюхомчуявший Необычное, день за днем ждал, когда странный барон наконец признает,что достаточно присматривался и валял дурака, – и предложит Нечто. Капитанзаранее готов был согласиться, предвидя, что мелкого или глупого дела этотпредлагать не станет.

Но ничего подобного Бугас не дождался. На третий день баронпокончил с бумагами и принялся гулять, потребовав корзину вина и виолон. Гулялон серьезно и сосредоточенно, без битья посуды и шума истребляя содержимоекорзины, порой брался за виолон, и тогда из каюты неслись приятные, носовершенно неизвестные песни – иной раз даже на незнакомом языке. Дважды, уже квечеру, он даже плакал – коротко и зло, так что это походило на рычанье пса.Капитану, не единожды с таким сталкивавшемуся (и самому пару раз отводившемудушу именно таким образом), уже было ясно, что этот человек то ли спихнулблагополучно неподъемное дело, то ли заливает серьезное горе – а то и всесразу, похоже. Капитан пытался как-то связать все это с последними ронерскимистранностями, о которых толковали черт-те что, но простоял в Равене всего двадня, занятый погрузкой выше крыши, а все новости, какие залетели в уши,оказались чересчур уж запутанными и сумбурно изложенными. Тетка Чари, похоже,что-то знала, и вообще страшно интересно было, как это ей удалось просквозитьаж в графини, но очень уж мимолетно они свиделись.

И Бугас, тихо сатанея от всех непонятностей, посиживал всвоей каюте, аккурат по соседству с квартирмейстерской, попивая «Касаточьюкровь» и коряво записывая за бароном очередную незнакомую прежде балладу:

Наш век – арена битв…

Но как посмели

вы, раб Его, вы – человек, не Бог,

жизнь молодую положить у ног

властителя чертовской карусели?

Сильнейшие сломить его хотели,

да не сумели выиграть войну…

Я им не ставлю этого в вину.

Пусть полегли они, мы следом ляжем.

Но кто-то встанет над курганом нашим

и в рог бараний скрутит сатану.

Не отпевайте ж до поры живого –

проснется жнец, когда зерно взойдет…

Он не унизился бы подслушивать специально, однако переборкабыла тонкая, а голосище у барона – дай боже. Были моменты, когда капитану всеже нестерпимо хотелось унизиться – но останавливал его, прямо скажем, не гонор,а скорее уж предчувствие, что ничего он не узнает, ибо барон не из тех, кто вохмелю развязывает язык. Вот и сейчас он в который уж раз рычал, что не уберег,но отомстит так, что ужаснется сам черт. Но никаких имен и названий, ничегоконкретного так и не последовало. Зато последовала песня на абсолютнонезнакомом языке, нечто вроде:

Nat zemlej buszujt trawy,

oblaka pluvut kudrivy,

i odno, won to, chto zprawa,

etto ij…

Капитан не понял ни слова, но пригорюнился пуще – от всехнепонятностей, вместе взятых. Впервые он был посередине загадки – и она ему неподчинялась. До сих пор он терпел поражения, но это совсем другое дело. Неудалось найти ни Крепости Королей, ни иных кладов – однако это означало лишь,что их следует искать в другом месте, причем тут поражение, это и не поражениевовсе…