Читать книгу "Темные реки сердца - Дин Кунц"

Гарри позавидовал им так сильно, ему хотелось разбить витрины, влететь в ресторан, перевернуть все столы, и отобрать у людей их еду, и выплеснуть пиво из кружек. Ему хотелось кричать и трясти посетителей, пока, наконец, их иллюзии нормальной и безопасной жизни не рассыпятся в прах, как это случилось у него. Он был настолько озлоблен, что сделал бы это, мог бы сделать, если бы у него не было жены и двух дочерей. Ему следовало позаботиться о них. Он не мог начинать новую жизнь один. Он завидовал не только счастью этих людей – нет, это была зависть их благословенному незнанию. Гарри так хотелось вернуть себе это блаженное состояние.

К сожалению, было ясно, что если ты что-то узнал, то это уже останется с тобой навсегда.

Он опустил монетки и поднял трубку. Какое-то жуткое мгновение он не мог вспомнить номер телефона, который ему дали. Он слышал гудки и пытался представить цифры, написанные на бумажке, которую держала в руках рыжеволосая женщина. Потом он неожиданно все вспомнил и начал нажимать кнопки. Его рука так дрожала, что он боялся набрать не jot номер.

После третьего гудка мужской голос сказал:

– Алло?

– Мне нужна помощь, – сказал Гарри. Потом он понял, что не представился. – Простите. Я... мое имя... Дескоте, Гарри Дескоте. Один из ваших людей, я, правда, не знаю, кто вы... она сказала, чтобы я позвонил по этому номеру, что вы мне можете помочь, что вы готовы оказать помощь.

Было ясно, что человек колеблется, потом он произнес:

– Если вы получили этот номер в нормальных условиях, тогда вы должны помнить, что существуют определенные правила.

– Правила?

Мужчина молчал.

Гарри вдруг испугался, что он повесит трубку, и уйдет от этого телефона навсегда, и с ним будет невозможно связаться. Он не понимал, чего от него ждут, но потом вспомнил три слова, которые были напечатаны на бумажке под номером телефона. Женщина в зеленом сказала, что он должен запомнить и эти слова тоже. Он произнес:

– Фазаны и драконы.

* * *

У двери флигеля Спенсер набрал несколько цифр на панели сигнального устройства, и оно отключилось. Дресмундам было приказано не менять код, чтобы у владельца не возникло сложностей, если вдруг он решит вернуться в их отсутствие. Когда Спенсер нажал последнюю цифру, надпись на светящемся табло изменилась. Вместо «Включено и находится под охраной» появилось «Готов к включению охраны».

Спенсер принес с собой фонарик из пикапа и осветил стену слева.

– Там находится туалет и раковина, – сказал он Элли. Рядом с туалетом была еще дверь. – Здесь – небольшая кладовка. – В конце коридора огонек высветил третью дверь. – А здесь он устроил галерею. Ее посещали только самые богатые коллекционеры. Из галереи на второй этаж ведет лестница. Там была его студия. – Спенсер перевел луч на правую сторону коридора. Там располагалась только одна дверь. Она была приоткрыта. – В этой комнате хранились документы и нужные бумаги.

Он мог бы зажечь лампы дневного света, укрепленные на потолке. Но шестнадцать лет назад он вошел в полумрак. Единственным освещением тогда служили зеленые буквы на панели сигнальной системы. Интуиция подсказывала Спенсеру, что, только воссоздав обстановку той ночи, ему удастся вспомнить, что же мучило его все эти годы. Тогда во флигеле работал кондиционер. Сейчас он согревал воздух, и слабое тепло напоминало мягкую июльскую ночь.

Резкий свет дневных ламп над головой изменил бы полностью восприятие. Спенсер понимал, что, если он желает хотя бы в общих чертах воскресить свое настроение той ночью, даже свет фонарика чересчур ярок, но у него не хватило духа двигаться в полной темноте, как тогда, в четырнадцать лет.

Рокки визжал и царапал дверь, которую Элли закрыла за собой. Он дрожал и был очень расстроен.

Спенсер не мог понять почему, но Рокки больше всего боялся темноты на улице. Как правило, он не трусил, когда дома было темно, но иногда приходилось включать настольную лампу, чтобы он перестал визжать и трястись.

– Бедняжка, – сказала Элли.

Свет фонарика был ярче, чем свет ночника, и Рокки не должен был так сильно нервничать. Но он дрожал, будто его ребра бились друг о друга, как пластинки ксилофона.

– Все нормально, дружище, – сказал собаке Спенсер. – То, что ты чувствуешь, – это прошлое. Все кончено много лет назад. Теперь здесь ничего не может привести в ужас.

Собаку он не убедил, и она продолжала царапать дверь.

– Может, мне его выпустить? – спросила Элли.

– Нет, он поймет, что на улице ночь, и начнет проситься обратно.

Когда Спенсер снова направил луч на дверь комнаты, где хранился архив, он понял, что сам является источником собачьего страха, то волнение, что бушевало в нем. Рокки всегда очень сильно реагировал на его настроение. Спенсер постарался успокоиться. То, что он сказал собаке, было правдой: аура зла, сохранившаяся в этих стенах, была отголоском ужасного прошлого, но сейчас уже нечего было бояться.

Однако так Спенсер мог утешить собаку, но не себя. Он до сих пор жил в прошлом наполовину. Его не отпускал вязкий деготь памяти. И сильнее держало его то, что память не открывала ему, нежели то, что он ясно помнил. Воспоминание, которое он приглушил и задвинул глубоко в темноту сознания, превратилось именно в такое, державшее его озеро дегтя. События, происшедшие шестнадцать лет назад, были безопасны для Рокки, но Спенсера они могли поймать в западню, поглотить и разрушить его полностью.

Он начал рассказывать Элли о той ночи, о филине, радуге и ноже. Его перепугал свой собственный голос. Каждое слово казалось ему звеном в цепи, с помощью которой вагончик «дороги ужасов» в парке развлечений подтягивался вверх на горку, а потом цепь отпускали, и кабинка с мордой чудовища впереди вдруг срывалась вниз, в наполненную привидениями черноту комнаты ужасов. Цепь несет кабинку только в одном направлении. И если впереди кажется провал или же начнется пожар в самом конце комнаты ужасов, обратного пути не будет.

– В то лето, как и всегда, я спал в своей комнате без кондиционера. Зимой в доме бесшумно работала система обогрева, и я ее не замечал. Но меня раздражал свист и шипение холодного воздуха, который нагнетался через отверстия вентилятора. Меня также раздражало гудение компрессора... Нет, «раздражало» – это не то слово. Меня оно пугало. Я боялся, что из-за этого шума не смогу услышать другие звуки в ночи... Тот звук, который мне следовало услышать и отреагировать на него... иначе я мог погибнуть.

– Что за звук? – спросила Элли.

– Я не знаю. Какой-то детский страх. Или так думал в то время. Я стыдился этого страха. Но мое окно было открыто ночью, и поэтому я услышал крики. Я пытался убедить себя, что это была сова или ее жертва. Что они где-то далеко отсюда, в ночи. Но... крик был таким отчаянным, жалким и полным ужаса... это был крик человеческого существа...

Спенсер рассказал Элли о своем путешествии в ту июльскую ночь. Он говорил быстрее и с большими подробностями, чем когда рассказывал о том же незнакомым людям в барах или Рокки. Спенсер говорил, как он вышел из тихого дома, прошел по зеленому газону, припорошенному снежным светом луны, повернул за угол флигеля, как над ним пролетел филин. Как потом он подошел к фургону, из открытой двери которого несло мочой, как вошел в прихожую, где они сейчас стояли...