Читать книгу "Нежить - Нил Гейман"

Это продолжалось до тех пор, пока натиск внешнего мира и напряжение во внутреннем мире мужа не стали настолько сильными, что он больше не смог его выдерживать. В один прекрасный день Кэтрин обнаружила его в ванной, где не было ни одной камеры. Он плавал в красной воде, и вены на обеих руках были вскрыты. В течение нескольких минут, пока самоубийца находился на границе между старой и новой жизнью, жена обхватила его и вытащила из воды. Не обращая внимания на кровь и мыльную пену, заливавшую ее, Кэтрин оттащила труп в специально оборудованное убежище. Супруги построили его, чтобы защититься от тех, кто захочет отнять у них богатство или жизнь, а теперь этот «сейф» должен был защитить ее от невидимой силы, которая осмелилась забрать ее мужа.

Кэтрин знала, что должно вскоре произойти, поэтому действовала быстро.

Она усадила покойника в дальнем углу комнаты, с вытянутыми вперед ногами, прислонив спиной к бронированной стене. Она сама не знала, зачем так старается устроить покойника поудобнее. Она могла бы швырнуть тело через всю комнату — это не причинило бы ему вреда. То, что должно было случиться, все равно случилось бы.

Кэтрин выбралась наружу, не переставая наблюдать за мужем, ожидая, что он оживет. Заметив, что мертвец пошевелился, она захлопнула дверь комнаты-сейфа и закрыла ее на замок. Она радовалась тому, что муж здесь, дома, и ей было все равно, в каком состоянии он вернулся.

Кэтрин сидела на гигантской кровати и слушала, как зомби бьется в стены своей тюрьмы. Он не оставлял попыток освободиться, он никогда не уставал, и теперь наконец он был полностью под ее контролем.

Мне кажется, это уже немного ближе к желаемому, но все же…

Нет, все равно не то. Пока что получается слишком банально.

На самом деле мне пора перестать искать в происходящем смысл. В конце концов, часть правды о зомби (а под зомби я подразумеваю не только голую реальность, отдельные экземпляры, я имею в виду саму концепцию, сам факт их существования) состоит в том, что в них нет смысла. Никто не ожидает, что ураган будет иметь какой-то смысл, а землетрясение — цель. А теперь я понял то же самое насчет зомби. Но все оборачивается так, как бывает с облаками: люди смотрят на проплывающие облака и, даже не делая усилий, видят на небе морского конька, или корову, или даже Эйби Линкольна. Так же и со мной. Ничего не могу с этим поделать.

Как будто кто-то заставляет меня. Я смотрю на жизнь, аморальную, хаотичную, абсурдную жизнь, срываю покровы с ее неразгаданных тайн и непонятных фактов и привожу их в порядок. Образуется стройная картина, в которой не хватает нескольких случайных событий, и я ставлю их на место, пока не складываются все кусочки головоломки. Я превращаю нелепость в интуитивно созданную картину. Вон там, на Луне, человеческое лицо, черт побери, что бы мне там ни говорили о следах астероидов. Неужели мне следует вести себя по-другому после этого последнего потрясения?

Итак, я сижу тут и рассказываю самому себе эти истории, неосознанно начав их и, по-видимому, будучи не в силах осознанно остановиться. Может быть, это мой способ справляться с шоком. Но, покинув наконец безопасный подвал, я убедился, что попытки найти смысл в новой жизни, которую нам всем придется отныне вести, сами по себе бессмысленны.

Когда я в конце концов открыл дверь подвала, первое, что я заметил, была тишина. Меня поразило то, как тихо стало в библиотеке. Не слышались более яростные утробные звуки, издаваемые живыми мертвецами; не раздавались больше предсмертные вопли живых людей. Однако, медленно двигаясь по коридору, я обнаружил свидетельства происходившего здесь отвратительного пиршества. Алые брызги усеивали стены; повсюду на полу валялись кости. Но нигде не было ни зомби, ни людей. Только на основе ужасных останков мне не составило бы труда сочинить рассказ о том, что произошло здесь во время моего затворничества, но я сдержал себя. То, что я видел своими глазами, было достаточно жутко; я не хотел добавлять к воспоминаниям картины, созданные воображением. И кроме того, для этого я был слишком голоден. Голод, и только голод заставил меня преодолеть страх и выйти из подвала. Я не покинул бы убежища, если бы мое тело не приказало мне: «Выходи или умрешь».

Двигаясь как можно осторожнее, я добрался до автоматов, где так часто покупал еду во время работы над предыдущими книгами. Увы, мне слишком хорошо был знаком затхлый вкус больших круглых печений. Честность заставила меня опустить в автомат деньги вместо того, чтобы просто разбить стекло, и я почувствовал себя глупо. Кто знает, найдется ли там, снаружи, хоть одна живая душа, которой есть дело до моей честности?

Уничтожив два пакета крендельков и коробку печенья с изюмом и опустошив две банки апельсиновой газировки, я снова смог нормально соображать. Только теперь мне пришло в голову, что следует закрыть главный вход в библиотеку. Судя по лужам крови, которые я обходил на цыпочках, никому из находившихся здесь людей это не удалось. Все, кто был в здании во время нападения, погибли; в живых остался лишь я.

Я медленно и бесшумно двинулся в сторону вестибюля, и странно — во мне зашевелилась жалость при виде книг, сброшенных на пол во время борьбы, словно я жалел погибших людей. Каждый раз мне становилось стыдно за это чувство, но… я писатель. Это еще один неподвластный мне порыв.

Я миновал ряды компьютеров, за которыми раньше часто сидел, проверяя электронную почту, и увидел мелькавшие на экранах заставки. Я не смог преодолеть искушение, щелкнул пробел и набрал свой пароль. Среди спама я обнаружил письмо от своего агента: он спрашивал, жив ли я еще. Я ответил, что жив, и, поскольку письмо было получено три дня назад, задал ему тот же вопрос. Я пошарил в своих любимых блогах, выяснил, что ни один уголок земли не избежал ужасов зомби, и внезапно вспомнил о дверях. Потом у меня будет полно времени, чтобы посидеть в Интернете.

Когда я захлопнул кованые железные ворота главного входа в библиотеку, мне пришла в голову мысль: а не поторопился ли я, может быть, стоит проверить все здание? Действительно ли я здесь один?

Закрылся ли я от смерти? Или закрыл ее внутри, чтобы ей удобнее было сцапать меня?

Мне пришлось пойти на этот риск, потому что я не хотел просидеть неизвестно сколько времени в подвале, ожидая, пока оставшиеся снаружи люди наведут порядок и мы вернемся к нормальной жизни.

Когда я взглянул вниз, на улицу, на бродивших там зомби, мне показалось, что они чуют мое присутствие, словно я насмехаюсь над ними, оставшись в живых. Они собирались кучками, раскачиваясь из стороны в сторону. Было страшновато наблюдать за перемещениями мертвецов и знать, что они изучают меня. Я отошел подальше от ворот, надеясь остаться незамеченным. Казалось, это подействовало. Они снова побрели прочь, снова превратились в апатичных зомби; отсюда они вполне могли показаться обычными горожанами, идущими на работу. Только их работа состояла в том, чтобы пожирать этих самых горожан, — хотя вряд ли в городе остался в живых хоть один человек. Здесь никого не было, по крайней мере на улицах, окружавших библиотеку, я понял это сразу. Вся борьба давно закончилась.