Читать книгу "Три любви - Арчибальд Кронин"

– Уже поздно, – нерешительно произнесла наставница, – пора на покой.

Несколько мгновений женщины молча смотрели друг на друга, потом Мари-Эммануэль медленно опустила глаза, повернулась и стала подниматься по лестнице.

Сжав руки и прикусив дрожащие губы, Люси смотрела ей вслед. «Не могу, – думала она, – мне этого не вынести». Потом с жестом отчаяния, как будто по привычке, повернулась к двери. Но не стала запирать ее, а распахнула и с высоко вздымающейся грудью всмотрелась в благоухающую таинственную красоту ночи. Перед ней простирался сад, залитый ясным лунным сиянием. За ее спиной в монастыре было скопище келий, нищета и страдание. В ушах раздавалось громкое биение пульса, и, стоя на пороге, она подставила разгоряченный лоб прохладе, откликаясь всем сердцем на нежный зов ночи. Голова у нее чуть откинулась, лицо обратилось к небу, напряженное дрожащее тело выгнулось в темноте, как натянутый лук. Потом вдруг напряжение спало, дверь за ее спиной захлопнулась, и Люси вздрогнула. Затрепетав, она окунулась в пространство свободы.

Глава 10

Сад поглотил ее, как прохладное бездонное море. Выйдя за порог, она словно оторвалась от реальности, оказавшись в окружении огромных непрозрачных валов, бесшумно скользящих мимо. Движимая инстинктом и некой внешней силой, она побежала, не ведая куда, пригнувшись к земле, с единственной целью – спастись.

Ноги беззвучно ступали по росистой траве, испещренной недвижными тенями деревьев. Наклоненная фигура плыла сквозь призрачный свет – сама как бестелесная тень, блуждающая без дороги и не оставляющая следа.

Но куда она стремилась, где могла укрыться? Она бежала и бежала, судорожно всхлипывая, но сад ограждали неприступные стены. Путь ее вел в никуда.

Ей, смятенной и напуганной, каждый шаг давался со страхом. Между стенами и лесом, под сводом невозмутимого ночного неба, она была как в ловушке, чувствуя себя мелкой рыбешкой, робко прокладывающей путь в огромном неведомом океане, до чьих холодных бездонных глубин не доходит свет.

Но вот, задыхающаяся и сраженная отчаянием, Люси резко остановилась. Куда она идет? И что она здесь делает? Она, Люси Мур, одна в этом непостижимом замкнутом пространстве, затерянная посреди чужой страны, в глухой ночной час! Стиснув свою увядшую грудь, она откинула голову. Луна, подобно бледной облатке, вправленной в темную дароносицу бесконечности, посылала ей холодное сияние. Звезды казались всего лишь редкими, хаотично разбросанными крапинами потускневшей позолоты. Не считая этого, в бездонном небе царила тьма, и Люси будто погрузилась в нее, чувствуя себя ничтожной пылинкой.

Она в смятении поднесла руку ко лбу, пытаясь что-нибудь придумать, но тут ее настиг аромат спелых фруктов, напоминающий аромат терпкого вина. Он плыл в неподвижном воздухе, и перед ее удивленным взором постепенно стал вырисовываться сад – застывшие деревья и бледные цветы, похожие на прелестные веточки кораллов. Какой мир, какой покой и очарование!.. Люси, сдвинув брови, припомнила: ведь она пришла сюда за покоем. Лицо ее исказилось, и под влиянием этой мысли вновь обретенная красота сада размылась и пропала для нее.

Снова насупив брови, с нарастающим чувством горечи предалась она мучительным воспоминаниям. Она пришла сюда ради любви к Богу, чтобы полностью отдать себя Ему. Скорее, не Богу, а Иисусу – Иисусу Спасителю, распятому во имя любви к ней. Иисус был Богом – Сыном и Отцом и Святым Духом, он был Богом единым. Совершенно непостижимая тайна, настолько незыблемая, что Люси не задумывалась над ней, а лишь ощупью двигалась вперед в обретении любви к Христу. Вот что привело ее сюда, подвигнув к сладкой муке жертвенности и полного самоотречения. Но чем это завершилось? Ее руки сжались, а взгляд с исступлением обратился к монастырю, чьи очертания смутно виднелись в сумраке. В этом кроличьем садке, населенном бледными существами, которые механически двигались под звон колокола, она тяжко трудилась, чтобы затвердить бессмысленные правила, сокрушить добродетель в своей душе, потратить на пустяки суть своей любви. Связанная мелкими придирками, подавляемая дисциплиной, она лежала ниц и целовала чьи-то башмаки, в то время как ее дух устремлялся ввысь в парении любви. Бог сотворил ее женщиной с душой, подобной Его душе. Попирать эту душу – значит попирать Бога. Она будет бороться, и бороться до конца, она будет страдать, она умрет, но не станет больше склонять голову. Такой она всегда была и такой останется.

К горькому гневу примешивалось презрение. Разве женщины живут в этих узких кельях, или это бесполые существа, скользящие по земле, как тени, непорочные девственницы, которым нет нужды бороться с грехом? Она с жаром стала вспоминать свою жизнь. Пусть сейчас она измождена, но ее тело, по крайней мере, выполнило свое предназначение – чрево выносило ребенка, а набухшие груди давали ему пищу. Как бы то ни было, она женщина, которая любила, трудилась и яростно пробивалась к лучшей жизни.

Ее настроение внезапно переменилось, и, повернувшись, она стала с напряжением всматриваться в темноту. Она должна что-то сделать. Ей нельзя оставаться пассивной и позволять случайным обстоятельствам подчинить ее. Она никогда не была такой! Иисус на ее стороне, он знает о ее любви и сейчас наблюдает за ней, простирающей к Нему руки. Слабая улыбка смягчила ее застывшее лицо.

– Иисус, – вдруг непроизвольно прошептала она. – Помоги мне! – Быстро опустив голову, она замерла, словно прислушиваясь. Потом, неожиданно возвысив голос, расколовший тишину ночи наподобие метеора, что прорезает небесный свод, громко воззвала: – Иисус! Иисус! Помоги мне! Я пришла сюда из любви к Тебе.

Она ждала. Взгляд у нее был отсутствующим, в глазах появился безумный блеск. Ответа от нависших небес не последовало.

Люси беспокойно зашевелилась, подвигала замерзшими ногами. Ей почудилось или она в самом деле почувствовала на лбу чье-то влажное прикосновение?.. Это вернулся страх и охватил ее с новой силой. Она медленно, неуверенно двинулась прочь от деревьев. Вдруг луна зашла за облако, и весь сад моментально утонул во мраке. Люси бессознательно ускорила шаги, стремясь вырваться из кромешной темноты. Всем телом наклоняясь вперед, она шла наугад, безвольно свесив руки. В висках стучала кровь. Люси с изумлением спрашивала себя: почему Иисус не помогает ей? Минуту назад она умоляла Его о помощи. Хотя бы знак! И вот ее погрузили во тьму. Это и был ответ. Не пребывал ли Он сам однажды в саду, называемом Гефсиманским, взывая о помощи? Но страдания не миновали Его. Как и ее. На нее вдруг навалилась страшная тяжесть. Казалось, душа ее, будто застигнутый ураганом корабль под порывами леденящего ветра, то погружается в пучину, то вновь выныривает на свет. Неужели Христос, как и она, страдал напрасно?

Зачем она здесь? Эта тьма – не сад, а вселенная, через которую приходится пробираться вслепую. Ее любовь к мужу, к сыну, к Иисусу – одна и та же любовь, и она бессмысленно повторяется. Люси задрожала. Порывистая нежность к младенцу Спасителю – та же нежность, переполнявшая ее, когда у нее на руках лежал маленький сын. Улыбка младенца Иисуса была улыбкой ее ребенка, любовь к одному заключала в себе любовь к обоим. А Фрэнк! Она вновь увидела эти бледные восковые руки, сложенные на груди покойника, и неуловимое, таинственное выражение его лица. Но то было не его лицо. То было лицо Христа. И тело было обмякшим телом Христа, которое праведницы сняли с креста и положили в гробницу. То же самое слабое, бескровное человеческое тело.