Читать книгу "Австро-Венгерская империя - Ярослав Шимов"

Тем не менее социалистическое правительство республики смотрело на бывшего наследника престола и его близких с некоторым подозрением. Возможно, поэтому Отто выбрал в качестве постоянного местожительства Баварию и в 1978 г. получил гражданство ФРГ. О. фон Габсбург неоднократно избирался депутатом Европарламента от баварского Христианско-социального союза. Он стал одним из основателей Паневропейского союза — общественной организации, ставящей своей целью содействие интеграции европейских стран и народов на основе христианских ценностей и умеренного консерватизма. Эти идеи Отто развивал в своих трудах по истории и социальной философии.

В 1982 г., спустя 64 года после вынужденного отъезда, побывала в Австрии и императрица Зита — несмотря на то что она никогда не отрекалась от своих прав на корону. В том же году в стране достаточно широко отмечался 90-летний юбилей Зиты. Время залечило старые раны, избавив монархистов и республиканцев от давних предрассудков. Австрия изменилась, и ее граждане теперь смотрели на супругу последнего императора как на живое напоминание о великом прошлом страны, свидетельницу многих важных событий и просто женщину, прожившую сложную, но достойную и честную жизнь. Когда 14 марта 1989 г. Зита скончалась, на ее похороны в Вене пришли десятки тысяч людей. Последняя императрица заняла свое место в капуцинском склепе рядом с остальными Габсбургами — увы, кроме собственного супруга.

После падения коммунизма в восточной части Европы Отто фон Габсбург, унаследовавший от матери необычайное долголетие (сейчас ему 90 лет), посетил страны, входившие в состав дунайской монархии, и был тепло встречен общественностью. В Венгрии и Чехословакии после 1989 г. даже возникли монархические организации, однако их политическое влияние оказалось крайне невелико. Бывший наследник трона и его многочисленные потомки (в браке с принцессой Региной Саксен-Майнингенской у Отто родились двое сыновей и пять дочерей) давно уже расстались с мыслями о реставрации. Куда больше их занимает будущее Европы, объединению народов которой посвятили свою жизнь многие поколения их венценосных предков. «Я — европеец, — заявил О. фон Габсбург в недавнем интервью радиостанции «Свободная Европа», — хотя, конечно, я очень связан с отдельными странами, в особенности с Венгрией и Австрией... Ощущение, что я выгнан из родного дома, появилось у меня, когда мне пришлось покинуть Европу — это было в 1940 году. Когда я приехал в Америку, там я действительно был на чужбине. Я помню один день зимой 1943—1944 годов, когда я вернулся в Европу... Когда я увидел с самолета Португалию, первые европейские города, то почувствовал: я опять дома».

В отличие от потомков Карла I, судьбы народов Центральной Европы в XX столетии оказались не слишком счастливыми. Первая Австрийская республика (1918—1938) была государством, раздираемым, с одной стороны, противоречиями между различными политическими группировками, а с другой — охватившим общество после падения монархии острейшим кризисом идентичности. Австрийцы чувствовали, что навсегда покинули один берег, но так и не пристали к другому. Их миссия имперской нации окончилась неудачей, частью же немецкого народа австрийские немцы не могли стать не только по политическим причинам, но и в силу заметных культурных отличий от немцев Германии. Авторитарный эксперимент Энгельберта Дольфуса поставил Австрию на грань гражданской войны (в феврале 1934 г. в Вене шли бои правительственных войск с Шутцбундом — вооруженными отрядами сторонников социал-демократической партии) и закончился трагической гибелью самого канцлера в результате попытки переворота, предпринятой австрийскими нацистами. Умеренный Шушниг, как уже говорилось, не смог спасти страну от аншлюса.

Избавление от следов нацизма, экономический кризис, восстановление демократии и дальнейшие поиски собственного лица в новой Европе — все это пережила Австрия после Второй мировой. Наверное, этот процесс не завершен и по сей день. Иначе на австрийской политической сцене в 90-е гг. XX в. не возник бы феномен Йорга Хайдера — националиста и популиста, своеобразной карикатуры на лидера христианских социалистов конца XIX в. Карла Люгера. Появление подобных политических сил и фигур и их относительный успех свидетельствуют о том, что в австрийском обществе далеко не все так благополучно, как может показаться стороннему наблюдателю во время поездки в процветающую Вену, великолепный Зальцбург, уютный и сытый Инсбрук или тихий Клагенфурт. Ксенофобские мотивы, довольно часто звучащие в австрийской политике по отношению к ближайшим соседям, в частности Чехии и Словении, показывают, что определенная часть австрийцев «свела счеты с имперским прошлым» весьма своеобразным способом, предпочтя провинциальный национализм роли связующего звена между народами региона, которую Австрия могла бы вновь сыграть сегодня, оказав тем самым неоценимую услугу будущей единой Европе. Увы, сейчас, в начале XXI в., об этом по-прежнему остается только мечтать.

Не менее серьезным социальным и моральным кризисом была охвачена в межвоенный период и Венгрия. В 1918—1920 гг. страна пережила национальную катастрофу: на смену либеральному правительству М. Кароли весной 1919 г. пришли коммунисты во главе с Б. Куном, террористическую диктатуру которых сменил (при поддержке французских и румынских войск) консервативный авторитарный режим М. Хорти — И.Бетлена. В июне 1920 г. представители Венгрии были вынуждены подписать катастрофический для страны Трианонский мир. Вместо умиротворения этот договор — как, впрочем, и вся «версальская система» — привел лишь к росту реваншистских настроений: главной целью внешней политики режима Хорти отныне стало возвращение населенных венграми территорий, отошедших по условиям мира к Чехословакии, Румынии и Югославии. Трианонский договор явился одной из основных причин того, что нормализация отношений между новыми государствами Центральной Европы оказалась невозможной, а Венгрия в конце 30-х гг. встала на путь сотрудничества с гитлеровской Германией. Этот союз принес хортистам кратковременный успех: в 1939—1941 гг. им удалось при поддержке Гитлера вернуть северную Трансильванию, населенные венграми районы Словакии и Воеводины, а также Закарпатскую Украину. Однако разгром Германии и ее сателлитов во Второй мировой обернулся для Венгрии восстановлением «трианонских» границ и приходом к власти коммунистов — то есть, по сути дела, новой катастрофой, увенчанной в 1956 г. кровавым подавлением венгерского национального восстания советскими войсками.

Последующие десятилетия «гуляшного коммунизма» при Я.Кадаре сделали Венгрию наиболее благополучной из стран социалистического лагеря, но не избавили ее народ от душевных травм, полученных в 1918—1920, 1944—1948 и 1956 гг. И сегодня эхо Трианона еще не угасло: отношения Венгрии с Румынией и Словакией, где проживает немало венгров, по-прежнему трудно назвать безоблачными. Однако гораздо большую проблему представляет собой неблагоприятная психологическая атмосфера, ставшая результатом столь частых надломов и катастроф. Конечно, венгры в большинстве своем не накладывают на себя руки из-за политики, но тот факт, что эта маленькая страна давно удерживает мировое первенство по числу самоубийств на 100 тысяч человек, говорит о многом...

Чехословакия, надежда и опора «версальской системы», единственная демократическая республика в межвоенной Центральной и Восточной Европе, очень быстро превратилась в Австро-Венгрию в миниатюре. Насильственное присоединение к ЧСР населенных немцами приграничных районов Богемии, Моравии и Силезии, присутствие на юге Словакии многочисленного венгерского меньшинства, оказавшегося в чужом государстве в угоду стратегическим расчетам Праги и ее западных союзников, наконец, навязчиво-патерналистское отношение чешской политической и культурной элиты к словацким «младшим братьям» — все это подрывало единство Чехословакии и в конечном итоге привело ее к краху. Как отмечает британский социолог чешского происхождения Л. Голи, «чехи воспринимали ее (республику. — Я.Ш.) как инструмент реализации собственных, чешских национальных интересов, и тогдашняя государственная национальная политика полностью отражала этот подход. Чехи как нация действительно могли чувствовать себя свободными, поскольку теперь делали другим то, что когда-то делалось по отношению к ним» (HoljL. Maly ceskj clovek a skvelj ceskj ndrod. Praha, 2001. S. 57).