Читать книгу "Сталинские соколы. Возмездие с небес - Станислав Сапрыкин"

«Грюнхерц» начала свою войну с первых дней компании и имела ошеломляющие успехи в разгроме противника. Самым значительным было уничтожение шестидесяти пяти «красных» бомбардировщиков в течение нескольких вылетов в один день двадцать девятого июня в районе переправы через Даугаву. 18 июля подразделение Траутлофта праздновало свою пятисотую победу на Восточном фронте. Все мы, молодые летчики, хотели походить на «хитрого лиса» мастера воздушной охоты Ганс Филиппа, чей полет Траутлофт называл танцем, понятным только специалистам, ну, или на менее титулованных. Ханса Гетца или Гюнтера Бартлинга – участников европейской компании. С такими пилотами мы быстро сломим сопротивление русских. Впрочем, что я знал о России – огромной полувосточной варварской стране, пока только то, что там не найти хорошего алкоголя. Именно поэтому мой новенький «Фриц» принес из Германии не только меня, но и ящичек элитного французского коньяка – будет, что выставить товарищам по случаю побед, в коих я несомневался.

Впрочем, все было не так гладко, как рассказывала наша пропаганда. Уже освоившись в группе, я узнал, что с начала восточной кампании эскадра потеряла до тридцати процентов личного состава. Русские показали себя трудным противником. Нас даже ознакомили с приказом, запрещающим маневренные бои на виражах с «крысами» и «иванами». Кто-то из летчиков пошутил по этому поводу. не загоняйте «крысу» в угол, чтобы она не вцепилась вам в глотку!

Освоившись с бытом, мы были допущены к обучающим полетам, обязательным для прибывшего пополнения в течение четырех недель.

Мессершмитт, на котором я начал воевать, был последней модификацией Бф.109Ф, оснащенной мотор-пушкой и двумя пулеметами. Уже в эскадрильи на него нанесли опознавательные знаки. «зеленое сердце» с орлом на гербе и красного дьявола с трезубцем.

Пока мы вводились в строй, подразделения «Грюнхерц» поддерживали бомбардировщики в районе озера Ильмень, под Кингисеппом, совершили налет на остров Сааремаа. В одном из воздушных боев под Нарвой был ранен знакомый мне Гюнтер Бартлинг, он смог дотянуть до аэродрома, и был отправлен в госпиталь.

Мы рвались в бой, прося сократить вводную программу и командование пошло нам на встречу. На утро 18 августа был назначен мой первый боевой вылет. Собственно говоря, боевым его можно было назвать весьма условно. В составе эскадрильи в 6.00 утра нам предстояло вылететь на прикрытие района Спасская-Полисть, где находилась наша авиабаза. Мы не должны были пересекать линию фронта, а большое число самолетов гарантировало защиту любого из нас. Однако, мой первый боевой вылет, запомнившийся на всю оставшуюся жизнь, вышел не таким гладким, как предполагалось, а точнее сказать – вообще не вышел.

Сегодня на взлет выстроилась вся эскадрилья – двенадцать самолетов, только работаем по разным целям. В нашей группе, летящей в район Спасской Полисти, четыре пары, я взлетаю восьмым. Взлет парами невозможен из-за поднимающихся столбов пыли от идущего впереди самолета. Когда часть Мессершмиттов уже была в воздухе, объявили воздушную тревогу. К аэродрому, прячась в утренней дымке, приближались советские самолеты. Так получилось, что мой ведущий успел взлететь, а я замешкался и начал взлет в момент русской атаки. Разбегаться по полосе во время штурмовки аэродрома дело ужасное, нервы трепещут, чувствуешь себя беспомощным. Я очень спешил оторваться от земли и потянул ручку раньше времени, произведя отрыв на малой скорости и сразу начал убирать шасси – последнее спасло меня от неминуемой гибели. Самолет, не успев набрать скорость, задрожал и плашмя спарашютировал «на живот» подламывая убирающиеся стойки и ломая винт. В момент падения я еще не понимал что происходит, анализ был сделан позже. Если бы стойки не успели убраться, они бы подломились, и скапотировавший самолет неминуемо убил бы меня. А так «Фридрих», пропахав на брюхе несколько десятков метров, гремя и разрушаясь, остановился на краю поля. Я получил только ушибы, но самолет, мой новенький Бф-109, был разбит в щепки.

Внезапная атака русских не увенчалась успехом, взлетевшая эскадрилья сбила два самолета противника, отличились Отто Киттель и Зигфрид граф фон Матушка, а единственным потерянным Мессершмиттом на сегодня стал мой «Фриц».

После столь неудачного дебюта фон Зелле отстранил меня от полетов, сочтя мою летную подготовку недостаточной. В летной школе я уже разбивал самолет на взлете, даже два, задев крылом в начале разбега самолет ведущего, но и тогда все обошлось без серьезных последствий.

Пятого сентября группа начала перебазирование на аэродром «Сиверская» ближе к Петербургу. Последний самолет перелетел на новую базу восьмого сентября, я ехал по земле с техническими службами. «Сиверский» был отличным аэродромом с двумя взлетными полосами более двух километров каждая. Ночи стали холодными, и личный состав разместили в деревне. Местные нас побаивались и старались всячески угодить, мы относились к ним снисходительно, но без фамильярности, как и должны себя вести представители высшей расы.

Чтобы не утратить навыки мне разрешили делать тренировочные вылеты, но к боевым операциям не привлекали. Конечно, я был расстроен, можно сказать – опозорен. Отцу подробностей произошедшего я не сообщал, писал только что служу и готовлюсь к боям. А бои продолжались. Через несколько дней после перебазирования был сбит и погиб добродушный весельчак Хуберт Мюттерих, тот самый, что придумал крылатую фразу про загнанную «крысу». Нес потери и командный состав эскадры. Тридцатого сентября над Петербургом сбили командира третьей группы хауптмана Лигнитца.

С конца октября группа начала частичное перебазирование в город Красногвардейск, еще ближе к Петербургу. Не имея своего самолета, я прибыл туда только в декабре, когда наступили настоящие русские холода.

Из-за плохой погоды боевые вылеты группы сократились, а я не летал вообще.

Двадцатого декабря над Новой Ладогой пропал без вести отстранивший меня от полетов командир нашей группы фон Зелле. Новый командир группы Франц Эккерле, справедливо посчитав, что я засиделся на земле, приказал готовиться к боевым вылетам, которые стали возможными только к середине января, в связи с прекратившимися метелями. А пока группа встречала рождество и Новый год. Многим пришли посылки из Германии. Только теперь у меня нашелся повод откупорить пару бутылок французского коньяка, бережно сохраняемого до лучших времен, другого достойного повода пока не было.

Русская зима ужасна. Пронизывающий сырой холод заставляет меня ходить в теплом летном костюме поверх летной куртки, застегнутой на все застежки, даже вне аэродрома. Нам обещали, что война закончится до наступления морозов, но, пожалуй, те, кто нам это обещал, сами находятся в смятении. Успехи на фронте значительные, но конца войне еще не видно и это наводит уныние, нет, к зиме мы не готовы! Еще больше проблем у техников, поддерживать самолеты боеспособными в такую погоду, когда любая жидкость сразу же застывает, а открытые участки тела примерзают к металлу – это круги ада по Данте. Я перестал бриться, буду отращивать бороду до весны, ежедневное мытье – сущий кошмар. Хозяйка раз в неделю топит нам русскую баню, печка в доме горит постоянно, мы с Максом не успеваем колоть дрова. Обычно русские, готовясь к холодной зиме, заготавливают дрова еще летом, но в этом году помешала война. Нас кормят хорошо, но местное население фактически голодает, больше всех жалко детей. Мы угощаем их галетами и шоколадом. Не все наши разделяют подобное отношение к местному населению, но большинство личного состава эскадрильи считают, что солдаты рейха не должны воевать с гражданскими. Если земли на востоке будут принадлежать Германии, они тоже станут ее населением.