Читать книгу "Храм фараона - Зигфрид Обермайер"

Теперь Апису показали жертвенные дары фараона. Это были двенадцать упитанных ослов с рыжей шерстью, терпеливо топтавшиеся рядом. Священное животное взглянуло на них с тупым безразличием. Бык стоял рядом с любимой коровой и терся о ее бок.

В то время как царская семья переходила во внутренний двор храма, Мерит повернула голову и посмотрела Пиайю прямо в глаза, как будто он выкрикнул ее имя. Мысленно он это сделал много раз, снова и снова, не обращая внимание на церемонию, и теперь она, казалось, услышала его или, лучше сказать, почувствовала. Лицо ее осталось неподвижным, но прекрасные, чуть раскосые глаза широко открылись, мгновенно узнав его. Она чуть помедлила, наклонилась к своей дочурке и что-то сказала ей на ухо.

«Она сделала это, — подумал растроганный Пиай. — Она показала мне моего ребенка».

Маленькая девочка рассмеялась, захлопала в ладоши и побежала за остальными. Мерит подошла к бронзовой решетке и, сделав вид, что рассматривает Аписа, повернулась к Пиайю в профиль, обернулась и еще раз быстро взглянула на него, чтобы затем торопливыми шагами последовать за всеми остальными.

— Это была она? — услышал Пиай шепот Такки.

Он только кивнул, глядя вслед Мерит, которая вместе с остальными исчезла за маленькой дверью, ведущей во внутренний двор храма.

15

От Хамвезе Пиай получил разрешение каждый четвертый день посвящать устройству своего Вечного Жилища и в этот день быть освобожденным от службы. Еще до захода солнца он отправился в путь без сопровождения, хотя Такка постоянно советовала ему брать с собой молоденького слугу. Пиай, однако, только качал головой:

— За свою жизнь я привык делать большую часть дел в одиночестве, так тому и быть.

Он велел нагрузить на мула закрытый кувшин со смесью из вина, воды и фруктового сока, несколько хлебов и мешочек с сушеными фруктами, а затем незадолго до рассвета отправился к своей гробнице. Рабочие уже изготовили ее и закрыли грубой деревянной дверью. Несколько состоятельных людей из Мемфиса были похоронены в этом новом районе гробниц, и несколько стражников уже были заняты его охраной. Регулярные жертвы в честь умерших обычно доставались им.

Пиай открыл деревянную дверь и прошел в погребальную камеру. Так как вход открывался на запад, по утрам света не хватало, но в послеполуденные часы камера освещалась золотым блеском Ра. В двух боковых маленьких камерах со светом было плохо до тех пор, пока Пиай не вспомнил о вспомогательном средстве, о котором узнал в Фивах: две большие деревянные доски покрывались несколькими слоями ослепительно-белой известки, а после этого — бесцветной смолой и начинали блестеть, как алебастр. Благодаря им становилось возможным отражать свет даже в задних камерах так, что работать становилось удобно. Отныне Пиай работал с этими деревянными досками и смог отказаться от чадящих факелов, которые использовал вначале.

По сравнению с другими гробница Пиайя была скромной. Ее стены были покрыты рисунками, которые он теперь хотел превратить в плоские рельефы. Для собственной гробницы он отказался от примитивной техники углубленного рельефа. Он работал медленно и точно, следуя старым добрым ремесленным традициям.

На передней стене погребальной камеры он изобразил себя самого за работой над Большим храмом. Так как традиция запрещала изображать на стенах храмов и гробниц нечто неготовое, здесь можно было увидеть, как Пиай, совсем крошечный, стоит перед четырьмя законченными колоссами и держит в руках резец. Одна стена была посвящена обычным религиозным сценам. На ней было видно, как Анубис склоняется над мумией Пиайя, как его сердце взвешивается пером Маат, как он стоит перед троном Озириса, по обе стороны которого находятся Изида и Нефтида.

На северной стене Пиай сидел в цветущем саду перед столом с фруктами, хлебом и вином. Напротив него сидела женщина: согласно традиции хозяину гробницы общество составляли его жена или дочь. Однако вместе с Пиайем цветущим садом наслаждалась не темнокожая Такка, а Мерит с прекрасным, гордым лицом. На ней, конечно, не было золотого венца с уреем, а просто красная повязка, в которую был воткнут цветущий лотос. Надпись над ее головой гласила «майт-шерит». Кто бы ни принес сюда его гроб, он не смог бы обнаружить никакой связи с Мерит-Амон, дочерью царя.

Пиай приложил свой маленький резец к этой фигуре. Он самозабвенно работал часами, потому что плоский рельеф требовал большого опыта и осторожной, искусной руки.

С тех пор как он увидел Мерит в храме, а это было два дня назад, он больше не мог найти покоя. Он узнал о событиях в Пер-Рамзесе и знал, что любимая долгое время будет жить в Мемфисе, почти рядом с дверью его служебных комнат, потому что храм и дворец располагались недалеко друг от друга. Может быть, Мерит ожидает, что он предпримет что-либо, но в его теперешнем положении руки у него были связаны. Для Мерит это было бы легче. Она должна найти путь, но, может быть, она вытеснила из своего сердца далекого возлюбленного и ведет сейчас с принцем Сети совершенно нормальную супружескую жизнь, потому что это легче, потому что это проще, потому что нельзя же вечно терзаться воспоминаниями о прошлом!

Пиай почувствовал, что работает рассеянно, и опустил резец. Горячий сухой воздух погребальной камеры заставил его почувствовать жажду, и он пошел к своему мулу, который дремал в тени у входа в гробницу. Пиай отвязал кувшин и сделал большой глоток освежающей смеси из воды, гранатового сока и вина. Затем развязал мешок с кормом и бросил животному несколько пучков клевера.

В следующем месяце должен прибыть саркофаг из известняка, который поставят в погребальной камере, и он будет ждать своего жильца — Озириса-Пиайя.

Он произнес:

— Озирис-Пиай, оправданный.

Как торжественно и потусторонне это звучало и как при этом стиралась разница между фараоном, военачальником, главным советником, ремесленником, «ставящим печать бога» и рабом. Они все станут Озирисами, если… если выдержат испытание в потустороннем мире.

Пиай вернулся в погребальную камеру. Как далеко это все, и все же завтра или через несколько месяцев это может стать действительностью. Он снова обратился к работе и начал маленькими нежными ударами выбивать очертания длинного, до пят, платья Мерит. Ее левая рука брала фрукт с блюда, заполненного плодами, а правая подносила к губам золотой кубок… Майт-шерит, его маленькая львица. Так они будут сидеть друг напротив друга всю вечность — веселые, беззаботные, в тени сикоморы, и этим наконец будет восстановлен порядок, высший, придуманный богами порядок. Боги ведь не требуют, чтобы любящие были разлучены, наоборот, они разрешают им без помех радоваться друг подле друга.

Пиай работал без длинных пауз, пока тени от гор в пустыне не стали длинными. И наступили сумерки.

Мерит знала уже, что Пиай через Хамвезе нашел работу в храме Пта, но она не была готова к тому, чтобы встретиться с ним так быстро.

На следующий день она разыскала Хамвезе в храме. Покои верховного жреца были украшены стройными, искусно выточенными колоннами в виде пальм, а стены расписаны сценами, изображающими бога Пта в его различных функциях. Он был изображен в виде создателя богов, зверей и людей, божественного мастера, судьи в загробном мире. В образе мумии с лысой головой он выглядел величественным и неприступным. Его рука обнимала колонну Дед — символ вечности и власти.