Читать книгу "Раненый город - Иван Днестрянский"

Находящаяся в двух кварталах отсюда знаменитая в южном и блатном фольклорах Дерибасовская улица на вид не выделяется ничем. И пуст маленький горсад. В квартале за ним крутой спуск ведет в сторону порта и морского вокзала. Большая круглая клумба обреченно тянет к небу замерзающие цветы. И нечто, замеченное уголком глаза, заставляет остановить шаг. На обращенной к клумбе стене старого дома щерятся веера крупных, глубоких, почерневших от времени щербин. И вокруг клумбы — пустырь, кое-где перекрытый чуждыми старому центру сравнительно новыми небольшими постройками. Да ведь сюда упала бомба! И клумба разбита на месте бомбовой воронки. А на заделку следов от разлетевшихся осколков за много лет не стал тратить труда никто. Это маленькое открытие в месте, через которое я раньше много раз проходил, поражает.

Постояв несколько минут на холодном ветру у морвокзала, другим путем возвращаюсь наверх, в парк имени Шевченко. Оттуда растрескавшимися дорожками и лестницами спускаюсь на пляж. Иду вдоль моря, сколько хватает сил. Донельзя устав, посмотрел на часы. Ого сколько бродил, скоро темнеть начнет. Налетел порыв ветра. Пока двигался и мускулы выделяли тепло, было еще ничего, а остановился — сразу пронизал холод. Погода идет на мороз, а курточка легкая. Так и простуду схватить недолго. Пора выходить наверх. По приметам, это шестнадцатая станция Фонтана, пляж Золотой берег. Вот и одноименный ресторан. Но мусор вокруг золотом не искрит. На Золотом берегу дерьмо тоже убирать некому.

С таким взглядом на вещи одесситом не стать. И ничего с этим взглядом не поделаешь. Город и индивид смотрят друг на друга со стороны и не верят друг другу. В той части души, откуда гордо и уверенно поднималось «я», теперь горькие чувства потерявшего свой мир чужака.

113

…Поднявшись обратно в городские кварталы и не увидев никаких признаков движения общественного транспорта, он начал голосовать легковушкам. Скоро притормозила белая «копейка» с треугольничком знака «инвалид за рулем», опустилось боковое стекло.

— Куда надо, браток? — спросил водитель, молодой еще мужчина.

— На поселок Котовского.

— О, брат, то мне совсем не по пути!

— Тогда к вокзалу.

— Сколько дашь?

— Сколько есть. Литров на пять бензина тебе хватит.

— Тогда поехали.

Он сел в машину и какое-то время ехали молча. Потом водитель взял молодого мордатого парня подшофе в хорошей дубленке. Да какая разница, ему все равно было, кого кастрюльщик еще взял. Эдик не смотрел уже, где едет. В тепле машины будто отключился. Металось снова перед его глазами пламя горящего дома и лицо первого убитого во взводе бойца. Непроизвольно он выругался и сказал еще что-то, какие-то слова из подсознания, которые через секунду уже не мог вспомнить.

— Где воевал? — вдруг спросил водитель.

Пока Эдик возвращался в реальный мир, парень-подсадка на заднем сиденье оживился.

— В Афгане!

— Нет. Туда не успел да и не стремился. В Приднестровье, недавно.

— Я там тоже был — спецназ! И парень длинно и матерно выругался.

Какой спецназ? Возрастом мордатый уже не подходил для дембеля. И офицером он не был точно.

— По разговору заметно, — усмехнулся Эдик.

— Только вот я не понял, за что там они все воевали!

— Как за что? А если бы вам под окнами дома кричали «Чемодан, вокзал, Россия»? Если бы на улицах били и убивали ваших друзей?

— Не было там такого! Что это ты за х…ню порешь здесь?

Морда наклонилась вперед и хлопнула его, сидящего впереди, по затылку. Водитель молчал, а Эдик, захлестнутый гневом, обернулся.

— Слушай ты, бык! Где ты там был? Улицу или село, свое подразделение, имя командира своего назови!

— Хватит болтать! Выпил лишнего, так помалкивай!

— Я к тебе еще раз обращаюсь: скажи где, в какой части фронта, в каком подразделении или отряде ты находился, имя своего командира назови!

— А там что, еще и фронт был?

— Был! А как иначе до таких, как ты, уродов, молдавская армия не дошла? До Тирасполя хоть доезжал или в Одессе у б…дей под юбками от звонка до звонка спецназил?

— Ах ты, поц, сейчас ты у меня получишь…

Мордатый парень сунул ему в голову кулак. Эдик, повернувшись на сиденье и резко подавшись вперед, как умел, нанес ему удар прямо в сытое, наглое рыло. Раздался звериный, злобный визг, и рослое существо на заднем сиденье, откинувшись было назад, подскочило и принялось яростно наносить в замкнутом объеме удары. Цели они не достигали.

— Эй, что вы делаете, мотайте вон отсюда! — завопил водитель, резко затормозив.

— Ублюдок, село или имя командира назови!

Рычание. Парень выскочил из остановившейся машины, рванув, открыл переднюю дверь и ударил Эдика ногой, норовя попасть повыше, в лицо. Тот ответил ему тычком ноги в бедро.

— Что вы делаете, машину хоть пожалейте, — закричал водитель.

Правда, чем водитель виноват. Поддавшись этому доводу, он в злобе вылетел из двери и тут же получил новый удар ногой. Вцепившись в эту ногу, вместе с потерявшим равновесие противником свалился на землю. Поднимаясь, ему удалось дать дубленочной морде в рыло еще раз. Но тот был ловок, и сильного удара опять не получилось. Они схватились у обочины драться, но противник оказался сильнее, тяжелее его и, судя по всему, занимался каким-то спортом. На каждый удар он отвечал двумя тяжелыми ударами. По корпусу, закрытому одеждой, было не страшно, но попадало и в лицо. Состояние было такое, что все равно.

— Где ты, сука, отсиживался, назови! Костьми лягу, а тебя изуродую, — хрипел он, не отпуская мордатого.

Рядом засигналила машина — сначала одна, потом другая. Дылда, ошарашенный такой ненавистью и оберегая от попаданий рожу, необходимую ему для каких-то других целей, заорал:

— Да пропади ты пропадом, сумасшедший, еще убью тебя тут, — и кинулся бежать.

Он так ничего и никого не назвал, «герой спецназа». Опять дала сигнал машина. Водитель, который, оказывается, не уехал, приоткрыл дверцу и крикнул:

— Садись, а то еще в ментовку попадешь!

Эдик, утираясь, сел.

Водитель тронул с места и, уже отъехав далеко, спросил:

— Ну и зачем тебе это надо было?

— Да не надо мне это было вовсе, извини. Не сдержался просто. Как стрельнуло, так словно Матросов на дот. Каков ублюдок попался! А говорок какой блатной!

— Ну и что? Промолчать не мог?

— Ненавижу! Вот сволочь! Куртку еще мне порвал…

— Нервы попридержи. Или быстро сойдешь с дистанции. Один в поле не воин.

«Копейка» остановилась.

— Прощай, тебе выходить.