Читать книгу "Хоровод воды - Сергей Юрьевич Кузнецов"

Рыбка моя, то есть, тьфу, птичка, зайка, мышонок мой, как ты там? Уже скоро, скоро увидимся, мама тебя ждет, мама тебя любит, ты там поосторожней, хорошо? Сейчас, сейчас, А-А-А-А-А, как больно-то, мамочки, куда же они все подевались, я же рожу сейчас.

Господи, как бы мне отсюда улизнуть, а? Пусть оно родится, а я потом вернусь, хорошо? Что я за дура, сорок пять лет, а туда же! Одна, без мужика, без подруги, мама, мама, мамочка, как больно, если бы знала, как больно, я бы и не… ой, мамочки, мама-мамочка, сделай что-нибудь! Что ты мне всегда говорила? Я не помню, я же тебя столько лет не видела, восемь, почти девять, Боже мой, А-А-А-А-А-А-А, что, что? Ничего не бояться? Хорошо, мама, хорошо, я не буду бояться. Ты считаешь, все нормально? У всех так? И у тебя так же было? Когда брата или когда меня? Обоих? Хорошо, не буду бояться, и ребенку тоже скажу.

Милый, птенчик мой, лисенок ненаглядный, ты только не бойся. Бабушка сказала – ты не бойся, и все будет хорошо. У меня все совершенно нормально, только больно очень, мамочки, но я не боюсь, я, блядь, ни хрена не боюсь, и ты, малыш, ни хрена не бойся.

Что ты говоришь, мама? Все будет хорошо? Да, я знаю, все будет хорошо. И дальше? И после родов? И вырастет здоровым? И счастливым? Что значит по-разному? Хорошо, хорошо, раз не знаешь, зачем тогда говоришь? Да я не ругаюсь, просто больно очень, А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А, а ты не можешь их позвать, а, мам? Ой, прости, глупость сказала, да и вообще – спасибо, что пришла, я как-то не ждала, мне полегчало, спасибо. Я уже в самом деле не боюсь, все нормально. А это у тебя рука такая холодная или у меня жар? Всегда так? Ну хорошо. Ты подожди, не уходи так сразу, скажи что-нибудь. Я тебя даже не спросила – как ты там? Что значит по-разному? Хорошо, хорошо, поняла: сама узнаю, когда… это… вырасту, но ведь не скоро, да? У меня же теперь ребенок, я же теперь мама, у меня же дела здесь, да?

Мама, я ведь не умру сейчас, правда???

Нет, это я не вас спрашивала, где вы вообще шлялись, охренели тут совсем, за что я вам деньги А-А-А-А-А-А-А-АА-А ой, извините, А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А-А я хотела сказать – за что я вам, блядь, деньги плачу?

Теперь тужиться, да? Ну наконец-то! А-А-А-А-А-А-А-А Как не кричать, я не могу не кричать, мне больно! О’кей, о’кей, я постараюсь.

Слушай меня, малыш. Мы ничего с тобой не боимся, у нас все хорошо. Давай еще немножко поработаем – и все. Господи, как хочется тебя увидеть, козявочка моя родненькая, давай, давай, я буду тужиться, а ты рожайся, ну, давай! О Боже, как больно, Господи, А-А, нет, я не кричу, я так тужусь, маленький мой, ну же, ну!

Потрогать? Что потрогать? Головку? Нет, не хочу, давайте поскорее, я сдохну тут сейчас, давай, малыш, давай, мой зайчик, ну же, ну, вылезай, вылезай скорей, Господи Боже, Господи, Господи, Господи, счастье-то какое, покажите, покажите. Да вижу, вижу, что девочка. У нее все хорошо? Все нормально? Точно-точно все нормально?

И Лена плачет от счастья, надо же, рыбка оказалась девочкой, и акушер кладет Лене на грудь эту девочку, она мокренькая, совершенно чистая, просто мокрая, и вкусно пахнет, и смотрит большими глазами, Лена целует ее, а сама плачет, плачет и повторяет спасибо, спасибо, и просит: пусть у нее все будет хорошо, пусть будет счастлива, и не по-разному, а всегда, всегда-всегда, вот как я сегодня, и вырастет красивой, и умненькой, и выбирает себе нормальных мужиков, Господи, ну сделай, чтобы она выбирала себе нормальных мужиков, а не как я всю жизнь, честное слово, очень прошу, пусть выбирает нормальных, рожает от них детей, а я, если понадобится, с ней вместе буду рожать, даже оттуда приду, как мама сегодня, только бы у нее все было хорошо, у моей мышки, моего зайчика, моей рыбки, Боже мой, какая она красивая, скажите, доктор, правда, она красавица? Саша моя, Сашенька, родная моя крохотуличка.

Ну да, хотела Милку, а получилась Сашка. Посмотрела – и сразу увидела: настоящая Саша, типичная младенец Александра, любимый мой зайчик, рыбка моя ненаглядная.

106. 2005 год. Большая Игра

История любой семьи проста: мужчины и женщины рождались, жили и умирали; они занимались любовью, рожали новых детей, в конце концов дали жизнь нам.

Все остальное – мелкие уточнения. Мужчины работали на великих стройках, жили по фальшивым документам, служили в НКВД, сидели в лагерях, запускали ракеты, убивали, доносили. Женщины растили детей, работали на заводах, были филологами, домохозяйками, убийцами. Их потомки стали продавщицами или секретаршами, бизнесменами, художниками, алкоголиками, но все равно остались частью Большой Игры.

Большая Игра объединяет всех, кто связан узами крови, их предков и потомков, умерших родителей и нерожденных детей.

Большая Игра – ковер с причудливым узором, любой завиток повторяет общий рисунок, целиком содержит узор в себе.

Большая Игра – огромная сеть. В ней можно запутаться, как рыба, в ней можно качаться, как в гамаке, в нее можно падать, как в страховочную сетку. Каждый узел – человеческая жизнь.

Знать, что ты участвуешь в Большой Игре, – лучшее, что может случиться с человеком. Если ты – часть Игры, тебя не волнует счастье, богатство, любовь. Большая Игра дает силы сделать выбор.

Завиток возникает в узоре ковра, но завиток не может выбрать, куда ему расти. Не может, пока не поймет, что он – часть рисунка, а рисунок – бесконечен и прекрасен. Не может, пока не поймет, что весь рисунок повторяется внутри любой своей детали.

История семьи проста: дети будут нас судить, внуки – прощать. Все, что нам остается, – помнить. Помнить, что мы – часть сети, часть узора, часть Большой Игры. Мы обрели в этом силу, сделали то, что должны, перед лицом неизбежного суда и прощения.

Теперь уже не важно, что случится с нами дальше. Мы вписали свою судьбу в бесконечный узор – сняли семейное проклятие, принесли жертву, сочетались сакральным браком.

Неважно, что случится с нами дальше, но для каждого из нас можно вообразить хеппи-энд – пусть он и виден смутно, как сквозь толщу воды, словно затонувший город, который то всплывает, то снова уходит на дно.

107. Хеппи-энд

Однажды ночью Римма просыпается словно от резкого толчка. Лежит под простыней, из открытого окна тянет холодом летней московской ночи. Тикают часы, мигает огонек DVD-плеера. Ей снилось, будто она взлетает над постелью, смотрит вниз и видит: постель аккуратно застлана, будто в нее никто не ложился. Ей снилась съемная квартира, убранная, стерильная. Пара гольфов и японская школьная форма на спинке стула. Очень аккуратно сложены. Ей снился рабочий стол в офисе, в идеальном порядке, нетронутый. Ей снились пустые улицы Москвы, где она ходила когда-то, снился мертвый опустевший город. Снились кладбища – с аккуратными рядами могильных плит, на которых не было ни имен, ни дат. Снились искусственные цветы, расцветающие на пластмассовых деревьях. Снился ровный свет квадратных окон, желтоватый свет фонарей, отражение луны в тихой воде.