Читать книгу "Тайник - Элизабет Джордж"

— Вы должны извинить Маргарет, — сказала она Сент-Джеймсу. — Она не совсем… — Тут она выразительно пожала плечами, а потом добавила: — Пойдемте же. Я в кабинете Ги.

Добравшись туда, она не стала тратить время на преамбулы.

— Я знаю, что он сделал с деньгами, — сказала она. — Вот. Взгляните. Сами увидите.

На письменном столе ее брата лежала картина. Двадцать четыре дюйма по вертикали, восемнадцать по горизонтали, края прижаты книгами, снятыми с полок. Рут коснулась ее робко, словно то был объект поклонения.

— Ги все же удалось вернуть ее домой.

— Что это? — спросила Дебора, становясь рядом с Рут и разглядывая картину.

— «Красавица с пером и книгой», — ответила Рут. — Она принадлежала моему деду. До него ею владел его отец, а перед ним его отец и так далее, насколько я знаю. Со временем она должна была перейти к Ги. Так что я думаю, он потратил все деньги на ее поиски. Больше ничего…

Ее голос изменился, и Сент-Джеймс увидел, что глаза Рут Бруар за круглыми стеклами очков полны слезами.

— Это все, что от них осталось. Вот видите.

Она сняла очки, вытерла глаза рукавом толстого свитера и подошла к столику, который стоял между двумя креслами в другом конце комнаты. Взяла с него фотографию и вернулась к гостям.

— Вот, — сказала она. — Вот они все, на этом снимке. Maman дала его нам в ночь побега, потому что на нем были они все. Вот они, видите? Grandpere, grandmere, Tante Эстер, Tante Бекка, их мужья, совсем еще молодые, наши родители, мы. Gardez-la…

Тут она сообразила, что воспоминания унесли ее в другую страну и в другое время. И снова перешла на английский:

— Прошу прощения. Она сказала: «Храните ее до тех пор, пока мы не встретимся снова, по ней вы нас узнаете, когда увидите». Мы не знали, что этого никогда не случится. А теперь смотрите. На фотографию. Вот она, над сервантом. «Красавица с книгой и пером», там она всегда и висела. Видите крошечные фигурки за ее спиной, вдалеке… они строят церковь. Какую-то громадную готическую штуковину, которую меньше чем за сто лет не построишь, а она сидит такая… ну, невозмутимая. Как будто знает об этой церкви что-то такое, чего мы никогда не узнаем.

Рут нежно улыбалась картине.

— Милый, милый брат, — прошептала она по-французски, — ты никогда не забывал.

Сент-Джеймс встал рядом с женой и тоже поглядел на фотографию. Он увидел, что перед ними на столе лежала та же картина, которая была на снимке, а саму фотографию он заметил еще в прошлый раз, когда разговаривал с Рут в этой комнате. На ней была изображена еврейская семья в полном составе, собравшаяся на пасхальный обед. Все радостно улыбались в камеру, пребывая в гармонии с миром, который вскоре их уничтожит.

— А что произошло с картиной?

— Мы так и не узнали, — сказала Рут, — Мы могли только предполагать. Когда закончилась война, мы ждали. Сначала думали, что они приедут за нами, наши родители. Мы ведь не знали. Сначала не знали. И ждали довольно долго, потому что надеялись… С детьми так часто бывает, правда? Но в конце концов мы все-таки узнали.

— Что они умерли, — прошептала Дебора.

— Что они умерли, — повторила Рут. — Они слишком задержались в Париже. Потом поехали на юг, думая, что там с ними ничего не случится, а там их след потерялся. Они ехали в Лаворетт. Но от правительства Виши там было не скрыться. Они выдавали евреев по первому требованию. В каком-то смысле они были еще хуже нацистов, ведь они предавали собственных граждан, каковыми и были евреи во Франции.

Она протянула руку за фотографией, которую все еще держал Сент-Джеймс, и говорила, не отрывая от нее взгляда.

— В конце войны Ги было двенадцать, а мне девять. Много лет прошло, прежде чем он смог поехать во Францию и узнать, что стало с нашей семьей. Из последнего письма, которое у нас было, мы знали, что они оставили все имущество, взяв лишь по чемодану с одеждой каждый. Так что «Красавица с книгой и пером», как и остальные вещи, осталась на хранении у нашего соседа, Дидье Бомбара. Он сказал Ги, что нацисты пришли и забрали у него все, потому что это было имущество евреев. Но он мог и солгать. Мы это знали.

— Как же тогда вашему брату удалось ее найти? — спросила Дебора. — Столько лет спустя?

— Он был очень целеустремленным человеком, мой брат. Он, не колеблясь, нанял бы столько людей, сколько ему понадобится для того, чтобы найти картину и приобрести ее.

— «Интернэшнл аксесс», — вставил Сент-Джеймс.

— Что это? — спросила Рут.

— Туда шли деньги, которые ваш брат переводил со своих счетов здесь, на Гернси. Это компания в Англии.

— А-а. Ну, значит, так оно и есть.

Она потянулась за маленькой лампочкой, которая освещала край письменного стола, и повернула ее так, чтобы свет падал на картину.

— Думаю, они ее и нашли. Очень вероятно, учитывая, какое громадное количество произведений искусства ежедневно покупается и продается в Англии. Когда вы поговорите с ними, они, наверное, расскажут вам о том, как они ее выследили и сколько человек трудилось, чтобы вернуть ее нам. Частные сыщики, скорее всего. Может быть, работники какой-нибудь галереи. Ему ведь наверняка пришлось ее выкупать. Не могли же они просто так взять и отдать ее.

— Но ведь она ваша… — сказала Дебора.

— А чем мы могли это доказать? Ведь у нас не было ничего, кроме этой фотографии, а кто, поглядев на снимок семейного обеда, решится утверждать, что картина, которая изображена на заднем плане, — вот это самое полотно? — Она указала на лежавшую перед ними картину. — Других документов у нас не было. Да их и вообще не было. Просто она — «Красавица с пером и книгой» — всегда принадлежала нашей семье, и никакого способа доказать это не было.

— А показания людей, видевших ее в доме вашего деда?

— Полагаю, никого из них уже нет в живых, — сказала Рут. — И кроме того, я все равно не знаю никого, кроме мсье Бомбара. Поэтому у Ги не было иного способа ее вернуть, кроме как перекупить у последних владельцев, что он и сделал, можете не сомневаться. Думаю, что это был его подарок на мой день рождения: возвращение в семью единственной вещи, которая от нее осталась. Пока я жива.

В молчании они смотрели на холст, расстеленный на столе. В том, что картина была старой, сомневаться не приходилось. Сент-Джеймсу она напомнила работы старых голландских или фламандских мастеров. В ее завораживающей, вневременной красоте была, вне всякого сомнения, сокрыта аллегория, ясная когда-то как живописцу, так и заказчику.

— Интересно, кто она? — спросила Дебора, — Наверняка из хорошей семьи, судя по платью. Материя очень тонкая, правда? И книга. Такая огромная. Иметь такую книгу… даже просто уметь читать в то время… Наверное, она была богатой. Может быть, даже королевой.

— Она просто дама с пером и книгой, — ответила Рут. — Мне этого достаточно.