Читать книгу "Эпоха Древних - Замиль Ахтар"

обнять друг друга.

Разве это было бы не чудесно?

Я даже попросила бы прощения за то, что убила нашего сына, извиниться и за смерть нашей дочери. Хотя, зная Кеву, могу сказать, что он никогда меня не простит.

Вот поэтому прощать теперь придется мне.

Я пошла к Сире, взяла в чашу немного ее крови и вернулась к Эше.

Он окунул в чашу палец, потом лизнул.

– Неизвестный вкус.

Я вздохнула. Я не собиралась убеждать его, что это кровь Сиры. Может сам пойти и лизнуть ей руку.

– Ну… давай посмотрим, вдруг получится.

– Если так, я не проведу тебя через эту стену.

– Проведешь.

– Я сказал, что нет.

– Хватит болтать о стене, – сказал голос позади нас.

На пороге стоял человек, укутанный в покрывало. А его зеленые глаза напоминали те, что я видела в зеркале каждый день.

Мы оба застыли, глядя на него.

Он шагнул в комнату, закрыл дверь и указал на меня.

– У тебя есть заклинание для открытия Врат.

– Я тебя не знаю. – Я сжала рукоять клинка из Слезы, спрятанного под одеждой.

– Это я. – Он нетерпеливо рассмеялся. Даже презрительно. – Я и есть Врата.

Мы с Эше недоуменно переглянулись.

– Мы, должно быть, ослышались, – сказал Эше. – Кто ты?

Волосы у меня на затылке встали дыбом. По углам комнаты мерцали свечи, но этот человек не отбрасывал тени.

Незнакомец указал на свечу, и она погасла, оставив струйку дыма. Он направил палец на другую, потом на третью. Они тоже погасли.

После этого Эше извлек свой покрытый рунами ятаган. И я тоже вытащила Слезу.

Осталась только одна свеча.

Странный человек рывком сдернул с лица покрывало. На обеих его щеках горели глаза, и всего их было четыре, а лицо имело ромбовидную форму.

– Мое милосердие к человеческому роду иссякло, – произнес он. – Так или иначе, но я вытащу из тебя заклинание.

Прежде чем догорела последняя свеча, Эше взмахнул исписанным рунами ятаганом.

В наступившей тьме я не смогла сдержать крик.

Фитили зажглись снова, наполняя пещеру сиянием свечей.

Человек исчез. Дверь покрылась льдом.

– Что это было? – с дрожью в голосе сказал Эше.

До сих пор я никогда не кричала и не цепенела. Видно, в меня просочилась Сади. И ее беспорядочные эмоции отрезали меня от приобретенной таким трудом фанаа.

И я поняла, что Базиль и его сын не имеют значения. Врата теперь сами ходят по земле.

Заклинание для открытия Врат опасно. Миру было бы лучше, если бы я умерла. Но прежде чем я снова превращусь в Сади, я должна научить Сиру соединять звезды. Раз Врата теперь ходят по земле, они могут найти иной способ открыть себя. Может быть, этому сумеет помешать соединяющая звезды.

А еще я подозревала, что этого человека можно убить клинком из Слезы. Он ведь сбежал, когда увидел мой. Он же ангел, в конце концов. Ромбовидное лицо и четыре глаза соответствовали описанию Цессиэли. Ее почитали крестейцы, украшая все свои знамена ромбом и четырьмя глазами. Цессиэль часто изображали в облике женщины, но крестейцы могли ошибаться. Вот Ахрийя, например, в латианской вере считалась мужчиной, но за много столетий она родила бесчисленное количество дэвов.

Но что делает Цессиэль под храмом Хисти? Если только… если они не единая сущность.

Нет, такого не может быть, это слишком чудовищно. Лучше сосредоточиться на том, какие можно сделать выводы при сложившихся обстоятельствах.

Я подозревала, что ангел по каким-то причинам застрял в Зелтурии. Базиль освободил его из первой темницы под храмом Хисти. Может, ради этого ангелы причислили Зелтурию к своему царству. А имеет ли это какое-то отношение к цели Малака?

Я не могла понять планы дэвов, и поэтому мне трудно было решить, что делать.

«Мелодию Михея» я спрятала в яме под своей лежанкой. Выкопать ее мне помог Пашанг, а Сира наблюдала. Только мы трое знали место упокоения этой книги.

Книги крови невозможно уничтожить. Они были обязательной платой за принятие учения Марота. Наказанием за поиск тайной силы и для тех, кто провалил испытание.

Михей отверг путь Зачинателя. Но, возможно, я слишком рано это ему предложила. Может быть, дэвы Хаввы знали нечто, мне неизвестное. А иначе зачем возвращать человека, не желавшего воплощать их планы?

И зачем возвращать меня? Разве они не знали о моем предсмертном раскаянии? Неужели только ради заклинания открытия Врат?

Я устала не меньше, чем Сира. Слишком тяжело распутывать коварные планы дэвов Хаввы. У меня больше не было прочной фанаа, и я нуждалась в отдыхе.

Засыпая в ту ночь в пещере внутри храма Хисти, между сном и явью я услышала зовущий из глубин тьмы голос:

«Помоги мне.

Дай мне умереть.

Здесь темно.

Я скучаю по своему сыну.

Мне не следовало приходить сюда.

Ни за что нельзя было занимать этот престол.

Мне следовало умереть в моем мире. Под чужими грязными сапогами.

Все, что я когда либо делал, ничего не стоит.

Темнота – это ад. Одиночество – это ад. Ад – быть здесь взаперти.

Это смерть, в которой не умираешь.

Смерть, в которой нет забвения.

Даже безумие стало бы облегчением».

Я пыталась спрашивать, где он и чем я могу помочь, но он меня не слышал.

«Иногда я вижу зеленые буквы.

Они мерцают в углу.

Что они означают?

Что это вообще за язык?»

То, что он описывал, напоминало буквы, выходящие из яйца. Иногда они, подобно ангелам, появлялись из его трещин, а порой складывались в слова.

Каждая из тех букв переписывала реальность, совсем чуть-чуть, почти незаметно. Законы, управляющие вселенной, изменяются на бесконечно малую величину, например, сумма углов треугольника становится чуть больше ста восьмидесяти градусов. Через тысячи или даже тысячи тысяч лет реальность изменится до неузнаваемости только из-за этих букв, просачивающихся из яйца древних.

«У меня нет тела.

Я парю в черном небе.

Здесь нет стен.

Как мне умереть?

Как уснуть?»

Пусть Базиль страдал, но его боль – ничто по сравнению с муками в ангельском море душ. Многие из его армии влились в это море, их судьба куда страшнее, чем полная темнота.

«Я хочу вернуться назад, в то время.

В Костану, в день, когда Космо Зефир обошел Кенто Солари за несколько секунд до финиша.

Зеленые проиграли Синим.

Они жульничали. Колеса у колесниц были больше положенного.

Мы сожгли ипподром.

Огонь перекинулся на половину городских кварталов.

Тот священный огонь.

Сожги и меня.

Выжги меня из всех времен и воспоминаний.

Будто меня и не существовало.

И тогда наконец я исчезну».