Читать книгу "Александр Яковлев. Чужой среди своих. Партийная жизнь «архитектора перестройки» - Владимир Николаевич Снегирев"

под прикрытием нашего посольства в Вашингтоне. Этот Мартынов был завербован фэбээровцами на материальной основе и, опекая стажеров, на самом деле исподволь подводил к ним американцев, склонявших ученых к невозвращению на родину, предательству.

Федор С. и его товарищи после окончания стажировки благополучно вернулись домой, а вот Мартынову не повезло: его выдал тот самый Эймс, и предатель был приговорен к смертной казни. Правда, и Федору та годичная командировка аукнулась: американцы, видимо обидевшись на строптивого русского (не шел на контакт!), надолго закрыли ему въезд в Штаты.

Я это рассказываю к тому, чтобы было ясно, в какой острой обстановке проходили подобные гуманитарные обмены между представителями СССР и США, как спецслужбы обеих сторон пытались использовать в своих целях открывшееся «окно».

Из восемнадцати участников советской группы, приехавшей в США в 1958 году, четверо остались стажироваться в Нью-Йорке, где находился Колумбийский университет, остальные разъехались по другим городам. Вот фамилии той четверки: Яковлев, Калугин, Стожков, Бехтерев. Их поселили на 12-м этаже Джон-Джей-холла — студенческого кампуса, где соседями советских ребят стали аспиранты университета, которые специализировались в сфере бизнеса.

«Встречались мы почти ежедневно, обменивались впечатлениями, иногда спорили, — вспоминал о тех днях один из этой четверки, офицер ПГУ Олег Калугин, которого направили на учебу в школу журналистики Колумбийского университета под легендой „журналиста-международника“. — Александр Яковлев, старший из нас по возрасту, пользовался авторитетом, как ветеран войны и работник ЦК КПСС, но не более. Его взгляды на американскую действительность отражали официальную жесткую точку зрения, и они, кажется, совпадали с его личным негативным мнением об американском образе жизни. Мы тоже не были либералами, но проявляли гораздо большую гибкость в суждениях, не желая с ходу отталкивать собеседников своей кондовостью»[378].

В этом абзаце содержится если не ответ на вопрос «вербовали ли американцы Яковлева?», то повод к серьезному размышлению. Да, недавний фронтовик, а ныне успешный партаппаратчик Яковлев был абсолютным патриотом своей страны, а к таким личностям с предложениями о предательстве обращаться напрасно.

Сохранилась фотография тех лет, на ней четыре парня, трое в модных костюмах, белых рубашках и галстуках, а на четвертом костюм сидит чуть мешковато, да и выглядит этот четвертый значительно старше своих спутников. Круглое лицо, лысина. Этот человек скорее похож на сельского счетовода, чем на стажера самого престижного мирового университета. Фото сделано как раз в Нью-Йорке. Четвертый — староста группы стажеров Александр Яковлев.

Много лет спустя, беседуя с журналистом, Александр Николаевич легкомысленно заявил, что их группа и он в частности не представляли тогда никакого интереса для американских спецслужб[379]. Ого! Еще как представляли! И в особенности именно он — первый в истории кадровый сотрудник аппарата ЦК КПСС, оказавшийся за океаном вот на таком «беспривязном содержании».

Владимир Крючков, когда станет копать под Александра Яковлева, поднимет архивные материалы разведки того периода, в частности доносы, которые стажеры писали друг на друга, передавая их «куратору», работавшему под крышей представительства СССР при ООН. И поразится тем отступлениям от «норм социалистической морали», которые позволяли себе молодые люди, впервые попавшие в западную страну. Подробностей он не приводит, однако можно догадаться, что имелось в виду: посещения стрип-клубов, обильные выпивки в компаниях с американцами, сомнительные торговые сделки… Все это, по мнению Крючкова, «давало немало поводов противнику рассчитывать на успех».

Причем Калугин, как с гневом напишет о нем Крючков, будучи кадровым офицером КГБ, не только не препятствовал этим невинным забавам своих товарищей, но и сам в них активно участвовал. А когда об этом стало известно «куратору», юный оперативник ловко отвел удар от себя лично, настрочив кляузу на своего приятеля, стажера Бехтерева, который после этого на многие годы стал невыездным.

Яковлев, судя по всему, подобных «забав» избегал, но и на него Крючков нарыл компромат: «Он пошел на несанкционированный контакт с американцами, а когда нам стало об этом известно, изобразил дело таким образом, будто сделал это в стремлении получить нужные для Советской страны материалы из закрытой библиотеки». Впрочем, далее Крючков оговаривается: никакого дальнейшего развития эта ситуация не получила, никаких претензий к Яковлеву со стороны нашей службы безопасности предъявлено не было.

В этом крючковском пассаже все мутно. Что значит «несанкционированный контакт», на который пошел стажер? Он что, обращаясь за книгой к библиотекарю, должен был предварительно получать согласие у «куратора»? Что значит «закрытая библиотека»? Это в СССР были т. н. спецхраны, куда допускались только представители «номенклатуры», да и то по особому списку, а в Штатах ничего подобного не существовало.

Тот самый случай, когда либо ты украл, либо у тебя украли — лишь бы пукнуть.

Разумеется, кроме агентов ФБР русских обхаживали и местные журналисты, ведь это были первые студенты, приехавшие из-за «железного занавеса», те самые коммунисты, которыми американская пропаганда пугала обывателя: «Едят младенцев сырыми». Но, приглядевшись, корреспонденты видели обычных молодых парней, которые с интересом изучали реалии капиталистической жизни, охотно пили американское пиво, покупали американские джинсы и не шарахались от острых вопросов, которые им задавали. Правда, ответы, как правило, звучали стандартно, словно их заучили заранее. И почти всегда в этих ответах присутствовала тема мира и сотрудничества.

После возвращения из турне по американской «глубинке» стажерам предложили еще на несколько недель задержаться в Штатах, чтобы поработать гидами-переводчиками на открывающейся в Нью-Йорке советской выставке достижений в области науки, техники и культуры. Выставка была одним из типичных проявлений начавшейся «хрущевской оттепели», желания наладить гуманитарный диалог с Западом.

Естественно, предложение поработать гидами сделали сотрудники советского генерального консульства. И, естественно, стажеры охотно согласились: во-первых, за работу на выставке платили в долларах, а во-вторых, это была хорошая возможность пообщаться с американцами, попрактиковаться в английском языке.

Александр Николаевич Яковлев не оставил в своих записях никаких воспоминаний о том американском эпизоде. Зато для другого «студента» работа на выставке, как впоследствии выяснилось, стала в какой-то степени судьбоносной. Речь идет об Олеге Калугине.

Однажды вечером, когда он возвращался из выставочного павильона к себе в университетский кампус, его на улице остановила незнакомая пара — мужчина средних лет в очках с седеющими волосами и женщина явно китайского происхождения. Извинившись, незнакомец сказал, что они тоже знакомились с советской экспозицией и там случайно услышали разговор Калугина с группой американцев. Ему, незнакомцу, показалось, что советский гид недостаточно аргументированно отстаивал в этом разговоре преимущества социалистической системы, выглядел как типичный ревизионист, ищущий компромисса с капиталистами. Калугин, как он потом вспоминал, «мгновенно сделал стойку»: эти американцы явно хотели продолжения разговора, а что может быть желаннее для разведчика, чем завязать новый контакт.