Читать книгу "Земля вызывает майора Тома - Дэвид М. Барнетт"

Вообще-то Томасу запрещено переходить дорогу самостоятельно, но парковка находится на другой стороне, и к тому же дорога небольшая и машин совсем нет. Однако на улице темно, и Томаса начинают пугать закрытые наглухо окна заброшенных магазинов. Они кажутся ему мертвыми. Это вызывает у него воспоминание о фильме, в котором на Земле выжил лишь один человек, а все остальные заболели и умерли или превратились в вампиров с белыми волосами и мутными глазами. Улицы там выглядели именно так – безлюдными и пустыми, а в домах за окнами тем временем прятались монстры. Тот же самый актер был и в «Планете обезьян», что тоже было в некотором роде о всемирной катастрофе, хотя это становилось понятно лишь в финале фильма, когда главный герой нашел на пустынном берегу разрушенную статую Свободы. Поворачивая за угол к тому месту, где была припаркована машина, Томас задумывается о том, что было бы самым-самым ужасом изо всех этих ужасов всемирной катастрофы. Если бы парковка оказалась полна тех существ из «Планеты обезьян» или вампиров из того фильма, который, как он вспомнил, назывался «Человек Омега»?

Но ему не о чем беспокоиться, потому что на том самом месте, где они оставили ее, стоит сейчас машина отца, вибрирующая и выбрасывающая выхлопные газы в прохладный вечерний воздух, а горящий плафон над передними сиденьями дает в салоне автомобиля бледный, тусклый свет. Томас поднимает взгляд на небо. Полная луна стоит высоко. Хотя этого не может быть. Ведь луна на самом деле спрятана в кармане его рубашки. Томас бежит к машине по заледеневшим буграм грязи, видит отца за рулем, но, прижав ладони к покрытому ледяной глазурью окошку пассажирского сиденья, вдруг обнаруживает, что там уже кто-то есть. Это мама. Так вот какой был сюрприз! Отец сидит, подавшись к ней, закрывая ее лицо своим и прижимая руку к ее груди. Но потом вдруг мама вскрикивает и отталкивает отца, крича: «Боже мой, Фрэнк, тут ребенок!»

И тогда Томас понимает, что это не мама.

И он понимает, что отец солгал. В кармане Томаса нет никакой луны.

И еще он понимает, какой самый-самый ужас из ужасов можно увидеть на парковке. И это не вампиры с белыми волосами и мутными глазами. Это не обезьяны с оружием и на лошадях, поработившие людей. Вот он, ужас, думает Томас, и горячие слезы льются из его глаз, а желудок, сжавшись, извергает на замерзшую землю поток мороженого, шоколада и попкорна.

Вот он, ужас.

11

Крестьянское восстание

Джеймс захлопывает входную дверь и направляется сразу наверх, игнорируя доносящиеся с кухни крики бабушки, спрашивающей, кто пришел. На середине лестницы слезы вновь одолевают его, и он останавливается, чтобы прижать к глазам кулаки. Внизу лестницы появляется бабушка и смотрит наверх.

– А, это ты.

Джеймс по-прежнему не обращает на нее внимания; глотая рыдания, он изо всех сил трет глаза, пока перед ними не начинают мелькать разноцветные звездочки.

– И ты только посмотри на свой пиджак, – с укоризной говорит бабушка. – Элли будет расстроена.

– Плевать на Элли.

Джеймс продолжает подниматься по лестнице и слышит, как бабушка со скрипом следует за ним. О боже, неужели нельзя оставить его в покое? Джеймс влетает в свою комнату, резко закрывает дверь и подпирает ее спиной. Там на крючке висит его халат, а под ним – толстый шерстяной джемпер отца. Он прижимается к джемперу лицом, вдыхая его запах – затхлости, цемента, старого пота. От этого ему становится еще хуже.

– Джеймс? – спрашивает бабушка, осторожно, тихонько постучав в дверь. – Что ты хочешь на ужин?

– Капусту. Брокколи. У нас есть кале?

Бабушка смеется.

– Кале. Какое смешное слово. И я никогда не слышала, чтобы ребенок просил на ужин капусту.

– Я хочу стимулировать выработку метана в своем кишечнике, – бормочет Джеймс, все еще уткнувшись лицом в джемпер.

– Замечательно, – слегка неуверенно произносит бабушка и осторожно пробует открыть дверь. – Кстати, у нас, наверное, есть еще остатки рождественского пирога, если хочешь. Можно войти? Если ты дашь мне свой пиджак, то, может быть, я смогу оттереть с него грязь, прежде чем Элли вернется.

– Мне плевать, что думает Элли! – кричит Джеймс, отходя от двери и бросаясь на кровать.

Бабушка входит и прислоняется к дверному косяку. Мальчик снова кричит:

– Она мне не мама! И ты мне не мама!

– Конечно же нет, глупыш, – мягко говорит бабушка. – Джули нас покинула. Твоя мама.

– Спасибо, что напомнила, теперь мне намного лучше, – произносит в подушку Джеймс.

Бабушка, в своих мягких тапочках, отваживается сделать еще один шаг в его комнату.

– Но как тебя угораздило так испачкать пиджак? Ты играл в нем в регби?

Продолжая лежать лицом вниз на кровати, Джеймс стаскивает с себя пиджак и бросает его на пол.

– Это еще что. Вот полюбуйся.

На спине его белой рубашки черным маркером написано слово «ДЕРЕВНЯ». Ниже нарисовано грустное лицо за вертикальными линиями – условное, но очевидное изображение человека, находящегося за решеткой. Джеймс бросает быстрый взгляд на бабушку. Она хмурится. Потом произносит скороговорку: «Я не ощипыватель фазанов, я сын ощипывателя фазанов; я просто ощипываю фазанов, пока не придет ощипыватель фазанов».

– Я могла бы сказать все это и после трех бутылок стаута, – широко улыбается она.

– О боже, оставь меня в покое, пожалуйста.

Бабушка поднимает с пола пиджак.

– Пойду приготовлю тебе капусту. И посмотрю, есть ли у нас это… как ты сказал? Кале? Это, должно быть, в пакетиках?

– Оставь меня! – кричит Джеймс и зарывается лицом в подушку до тех пор, пока бабушка не уходит.

Это его постоянные преследователи. Те, которые плюют в него жеваной бумагой через пустую ручку, ставят подножки в коридорах, толкают в столовой, возят лицом в грязи во время игры в регби. Те, которые считают себя выше его и которым не по нраву, чтобы к ним в школу возили мальчишку из бедной семьи, соображающего лучше, чем они сами. Они ловят его по дороге к автобусу.

– О, глядите-ка, деревенщина!

– Голубок!

– Ботан!

– Едешь домой в свой сарай, голубок? На деревенском автобусе?

– А чего твой отец не забирает тебя на машине?

– Да его папаша сидит в тюрьме. Он же уголовник.

– И тоже, наверное, голубок. Они ведь там в душе не только моются. Кое-что еще, да ведь?

– А где твоя мама, ботан?

Затем они, как и следовало ожидать, завывают вразнобой «Куда ушла твоя мама?» из песни «Chirpy Chirpy Cheep Cheep» и, ободренные внезапно хлынувшими в бессильной ярости слезами Джеймса, стаскивают с него пиджак, втаптывают его в грязь и рисуют что-то на спине его рубашки. Этот рисунок – как он только что видит, сняв испорченную рубашку, – изображает человека, сидящего в тюрьме.