Читать книгу "Сквозь объектив - Соня Фрейм"

Внезапно стало невероятно тоскливо от мысли, что, возможно, никто еще не знает о том, что я здесь. И если это так… то, наверное, я действительно одинокий человек. Известно ли мне было это об одиночестве, когда я думала, что выросла в нем?

От нечего делать я побродила по комнате, зашла в кухню и, достав из холодильника сок, отпила прямо из пакета.

За этим меня и застал Кай.

Увидев его, я поперхнулась и поспешно убрала сок в холодильник. Было весьма неожиданно вновь столкнуться с ним лицом к лицу. Я уже почти надеялась, что мы так и будем жить словно в параллельных реальностях.

С привычным холодом в глазах Кай оглядел мои голые ноги и сказал:

— На завтрак можешь взять себе хлопья, они, кажется, были где-то в том шкафу…

— Какая забота… — проворчала я.

— Ну, я же в некотором роде за тебя ответственен, — заметил он.

— Только в некотором роде? — поинтересовалась я. — А по-моему, ты целиком и полностью за меня в ответе, особенно после того как определил мое положение как непонятного иждивенца в своей квартире.

Кай промолчал и налил себе стакан воды, задумчиво оглядывая меня с головы до ног.

— Что? — не выдержала я.

— Ничего. Ноги красивые.

Я без слов вышла из кухни и вернулась в кровать. Из магнитофона кто-то истошно кричал под рев гитар, и нужно было придумать, как убить время. Тут он сам неторопливо нарисовался в коридоре. Присел на подоконник и спокойно закурил.

— Травка? — с подозрением осведомилась я.

— Нет, просто сигареты. Будешь? — предложил он.

— Сам кури.

Он пожал плечами и выпустил пару струек дыма в сторону улицы.

— Кто ты такой? — поинтересовалась я.

— А как ты думаешь?

— Хватит отвечать вопросом на вопрос. Я о тебе много чего думаю, и преимущественно нецензурно. Теперь хочу услышать от тебя что-то кроме имени.

— Мне, в общем-то, нечего тебе рассказать, — усмехнулся он.

— Каждому человеку есть что рассказать.

— А почему ты спрашиваешь?

— Должна же я знать, с кем мне придется коротать свою молодость, — даже без особого ехидства ответила я.

Он подавил свою ребяческую ухмылку и поинтересовался:

— И сколько тебе лет?

— Восемнадцать.

— Ну, тогда ты, конечно, права. Молодость в самом расцвете. Да, все хотел спросить, какими судьбами тебя занесло в Амстердам?

— Сваляла дурака, — мило улыбнулась я.

— А я почему-то думал, что по инициативе твоего дружка-супермодели.

— Макса? — задумчиво спросила я.

— Наверное.

Только после того как прозвучало его имя, я вспомнила, что мы приехали вместе. Он встал передо мной во всей своей холености, с развевающимися за спиной длинными соломенными волосами и немного укоризненным взглядом. Мне показалось, будто это вообще было в прошлой жизни. Его лицо стало таким далеким и чужим, а ведь мы провели бок о бок почти год…

— Нет. Это я его потащила. Им несложно управлять. Он сам не особо знает чего хочет.

— Он был для тебя кем-то важным? — вскользь поинтересовался Кай и засунул в рот новую сигарету.

— Не знаю, если честно. Он — просто человек, с которым можно забавно посидеть. Мы… друзья. Наверное.

Я с недоумением замолчала, не понимая, зачем ему это рассказываю. И почему он слушает. Но слова вылетали неожиданно легко и несли в себе именно то значение, которое должны. Странно, но с этим человеком беседа выстраивалась без особого труда. Тогда я решила, что больше ни слова не произнесу. Хватит с меня этих импульсов и откровений.

— Непривычно? — поинтересовался Кай.

— Что именно?

— Говорить о себе. Рассказывать о своем мире, который сейчас тебе кажется намного значительнее, чем раньше.

Он считывал меня, как данные с экрана компьютера. Эта проницательность была жутковатой.

— Откуда ты знаешь, что имеет значение в моей жизни, а что нет?

— Ну, потому что ты такая. Живешь в каком-то вакууме и понимаешь смысл вещей только когда тебя выдирают из твоего пузыря.

Ого, так мы теперь играем в психоанализ. Его слова неприятно резали, и стоило бы сказать в ответ какую-нибудь гадость, но у меня не настолько хорошо подвешен язык.

Он спокойно затянулся, не отводя от меня взора, и послал расплывчатую струйку дыма в воздух. Я не выдержала и подошла к нему ближе. Хотелось заглянуть в его глаза, чтобы понять, насколько он честен. Или увидеть что-то особенное. Например, что Кай прячет. За этим холодным, жестоким фасадом должно лежать нечто очень хрупкое, какое-то ломкое сокровище, которое он оберегает от всего мира…

Ведь чем прочнее броня, тем уязвимее на самом деле человек.

Но он был всего лишь зеркалом. Беседуя с ним, я натыкалась на собственную беспомощность.

— Знаешь… — неуверенно начала я. — Я уже ничего не прошу… Просто хочу знать, что со мной будет. Ты можешь быть честным?

— С тобой все будет в порядке, — отрывисто сказал он. — В физическом смысле уж точно.

Такое уточнение не успокоило. Я помолчала, затем не к месту добавила:

— Ты смотришь так, будто видишь во мне все.

— Видеть не так сложно. Ты можешь научиться этому, если захочешь.

Мы замолчали. Кай докуривал сигарету, а я уставилась в окно, глядя, как хмуро дышит небо и вязко растекаются облака.

— Ты все еще думаешь о причинах, по которым сюда попала, — заметил он. — Забудь. Оставь все эти условности, давай жить без объяснений. Нам так будет намного легче.

— Ты и я — это не мы, — отрезала я.

— Отчасти ты права. Ты и я — это просто ты и я. Люди внутри себя. Тебе тяжело одной, я вижу. Но этому надо научиться.

— Что ты знаешь об одиночестве? — поинтересовалась я, решив глядеть в окно с равнодушным видом, чтобы не рассматривать против воли мраморный узор его радужки.

Надо говорить с ним о чем угодно, раз уж начали. Так я хоть пойму, что он за фрукт.

— Больше чем хотел бы. Одиночество — такая штука, которую всегда обнаруживаешь с небольшим опозданием. Его нельзя предугадать. Мы впускаем его добровольно, но замечаем уже тогда, когда все остальное уходит.

Я слушала его, не смея перебить.

— И вот мы… ах, прости — ты и я — вынуждены неуклюже совмещать два разных одиночества на одной жилой площади.

— Я к тебе в гости не напрашивалась, — съехидничала я.

— Ну, я сам тебя пригласил. И стараюсь быть по-своему гостеприимным, хотя ты — ужасный визитер. Зацикленная на себе, вредная и любящая тонуть в жалости к себе. Я мог бы оказать тебе услугу и тоже пожалеть, но так только будет хуже.