Читать книгу "Сабля и крест - Олег Говда"

И гепард, словно только и ждал этой команды, огромными прыжками бросился к кургану, радуясь возможности хоть с кем-то просто побегать наперегонки.

Глава пятая

Юноша срывал ярость на своем скакуне. Несчастная животина хрипела, прядала ушами и бешеным карьером, надрывая сердце, пыталась убежать от безжалостного кнута, змеиными укусами жалящего круп. Но всадник не замечал ее мучений, в затмении разума продолжая нахлестывать ни в чем неповинную лошадь.

Горечь поражения жгла душу молодого хана. Собственно, вроде бы ничего особенного не случилось, велика беда — не взяли пленных. Сколько их тут было? Трое, четверо?.. Совсем другое приводило юношу в бешенство. Шайтан Панько, или кто он там, не выполнил своего обещания!.. Гяуры успели зажечь сигнальный огонь. И теперь в каждом урусском селении известно, что ордынцы вышли на ловы. Не излитая на вражеские головы, желчь жгла нутро юного хана. И он полосовал и нагайкой аргамака, подсознательно стремясь поскорее оказаться как можно дальше от места своей первой неудачи. А благородное животное от резкой боли било копытами землю и, вытянув шею, в неистовом галопе рассекало грудью степной сухостой.

Остальные воины, вынужденные держаться рядом с повелителем, тоже стали нахлестывать своих лошадей, и вскоре, вполне разумное желание: быстрее уйти от переправы, превратилось в бессмысленную, сумасшедшую погоню. Вот только — кто от кого бежал и кого догонял? Эта ловля призраков растянула чамбул на добрую милю[22], зависимо от резвости и возраста лошадей. Понимая, что в такой безумной скачке они загонят и погубят коней, свое единственное достояние, недавние табунщики возмущенно роптали. Еще немного и кто-то обвинит молодого хана в безумии, а тогда вся эта разномастная толпа, так и не ставшая воинским отрядом, завернет обратно… Хуже позора — и не придумать.

Кучам прошептал про себя несколько слов из Корана и, очень надеясь, что первый, самый слепой и бешеный гнев его высокородного ученика уже поутих, пришпорил свою лошадь, чтоб догнать, роняющего хлопья розовой пены, ханского скакуна.

— Чего тебе?! — окрысился на аталыка Салах-Гирей, когда наставник поравнялся с ним стремя в стремя.

— Не позволит ли, светоч моих глаз, приказать воинам, чтобы они дали роздых лошадям. А то эти собаки готовы загнать до смерти горемычных животных, лишь бы угодить своему повелителю. Но от такого старания только вред. Гяуры не зря придумали поговорку о башибузуке, который в намазе готов лоб об пол расшибить…

Юноша запутался в ливне слов мудрого наставника, которые к тому же слышал через одно, но сумел понять главное: воины ожидают приказа — а, следовательно, остаются покорными и продолжают верить в воинское счастье своего хана! Эта мысль сразу вернула юноше ускользающее самообладание.

«И чего я так взъярился?! — подумал он, успокаиваясь. — Ведь поход только начинается!»

Салах-Гирей взглянул на аталыка и утвердительно кивнул, переводя измученного аргамака с убийственного галопа на легкий шаг.

Кучам немедленно подал условный знак десятникам, и весь чамбул замедлил движение, подтягиваясь и приобретая подобие воинского отряда. А еще чуть погодя, когда дыхание животных стало ровнее и тише, аталык подал еще один знак, приказывая всем остановиться.

Обеспокоенные пастухи-коневоды тут же спешились и принялись обихаживать коней. Заботливо обтирали им потные бока пуками сухой травы, отпускали подпруги, осматривали копыта. Вместе с кумысом каждый степняк впитал непреложный закон Дикого Поля: с добрым конем — домой вернешься, а с увечным — навек в степи останешься.

Пока воины приводили в порядок сбрую и себя, Салах-Гирей отозвал в сторону Кучама.

— Мне, как и прежде, нужен твой совет, наставник, — начал без обиняков юный хан. — Ближайшие селения урусов предупреждены о нас. Значит, люди и сами попрятались, и добро унесли… Что лучше — переждать, пока тревога уляжется, или пробираться в глубь страны? Как по мне, то оба варианта плохи. Долго ждать — нет провианта, а соваться дальше — воинов маловато. Да и какие это воины, — Салах-Гирей махнул пренебрежительно рукой.

— Ну, о еде, мой повелитель, я волновался бы в последнюю голову. Летом степь всех прокормит. Если не дичью, то рыбой. Поэтому, если б не близкий поход Солнцеликого султана, можно бы спокойно ждать своего часа, хоть и до первого снега. Но сейчас лучше поспешить. Если только ты, светоч моих глаз, все еще хочешь нести впереди орды семихвостный бунчук Гиреев. Поэтому я посоветую пробираться дальше. Осторожно, ночью, выслав далеко вперед и по сторонам дозорных. А там — на все воля всемогущего Аллаха! Чуть раньше, или чуть позже, нам подвернется беспечное селение. Ведь гяуры завсегда на «авось» рассчитывают. Уверен: нам даже слишком далеко ходить не придется.

— Очень мудрые и правильные слова, уважаемый учитель, — негромко одобрил выводы аталыка чей-то картавый голос. — А вместе со мной вы проделаете этот путь и быстрее, и проще.

Юный хан с наставником настолько были увлечены разговором, что и не заметили, как на утоптанную лошадьми плешь, вышел давешний неказистый мужичонка, назвавшийся бесом и так уверенно пообещавший Салах-Гирею свою помощь. Здешние травы, хоть и не такие высокие, как на побережье, все еще поднимались выше пояса, и невысокого Панька, сутулившегося под грузом старого седла, до последнего момента укрывали с головой.

Салах-Гирей, как увидел его, даже вздрогнул от прилива ярости.

— Ишак паршивый! Падаль, негодная даже для червяков! — рыкнул едва сдерживаясь. — Ты! Ты… смеешь показываться мне на глаза?! Эй! Кто там! Возьмите его! Жечь огнем! Драть на ремни! Конями разорвать!

Хан порывисто обнажил лезвие ятагана и, совершенно позабыв о прежнем неудачном опыте общения со злым духом, казалось, готов был собственноручно срубить взлохмаченную голову Рудого Панька. Но тот раболепно поклонился и уважительно промолвил, неестественно и страшно выворачивая голову:

— Твое право карать и миловать, сын Повелителя Степи. Но, прошу тебя: умерь свой праведный гнев и выслушай меня сначала… В том, что произошло на переправе, моя вина ничтожно мала. Не провинность даже, а так — глупая легкомысленность. Я не могу утверждать наверняка, но все указывает на то, что у одного из запорожцев, совершенно неожиданно для меня, оказался слишком сильный ангел-хранитель. Очевидно, он и разбудил уже усыпленных казаков. А я, будучи уверен, что все сделано, не проследил до конца. Именно в этом моя вина, и больше ни в чем. Но, уверяю тебя, молодой хан, если доверишься мне еще раз — то не пожалеешь…

— Что?! — затопал ногами юноша. — После того, как запорожцы зажгли сигнальный огонь и переполошили всех на сто верст вокруг, я должен опять доверять тебе? Чтобы мой отряд нашел окончательную погибель в землях неверных? Никогда этому не бывать! Безумец, ты заслуживаешь самое тяжкое наказание и можешь быть уверен: оно упадет на твою голову! Будь ты хоть трижды… шайтан!.. — правда, последние слова Салах-Гирей произнес уже не столь уверенно, наконец-то вспомнив, с кем разговаривает.