Читать книгу "Соль. Время любить - Марина Александрова"

— Это ты однажды замолчал, — говорить почему-то очень тяжело, точно мой голос мне не принадлежит.

Он улыбается мне, и против воли я чувствую радость, что рождается от одного его взгляда. Сколько бы я не говорила, что я — это я, но это ведь не правда. Я все же остаюсь частью Его.

— Просто, кто-то перестал слушать, — тяжело вздохнул он, и тут же его открытая ладонь оказалась на моей щеке. Это прикосновение принесло с собой тепло, радость, надежду. Захотелось прильнуть к этой ладони точно кошка. — А, ведь больно было и мне, — печально вздыхает он, на моих глазах превращаясь в сгорбленного старика. — Больше не делай так, — его дребезжащий старческий голос, точно волной проходит по моему телу, напоминая о том, что произошло.

— Почему же ты допустил это?! — хочется закричать, но выходит лишь жалкое сипение.

Он улыбается мне. То ли печально, то ли тепло, то ли снисходительно.

— Мне жаль, что ты никак не можешь увидеть больше того, к чему можешь прикоснуться… Но ты сможешь, и тогда твое сердце успокоится.

— Киран…

Стоит с моих губ слететь этому имени, как старец превращается в высокого мужчину. Он невероятно худой, его кожа точно напоминает прозрачную луковую чешуйку. Я могу видеть каждую венку сквозь нее, под глазами синяки, щеки впалые. Его пальцы все также касаются моей щеки, вот только сейчас они невероятно длинные и узловатые. От них больше не исходит тепло. Лишь холод.

— Он мой сын, — твердо говорит мужчина. — Это ничто не изменит, но я подарил вам право выбирать, хотя вы почему-то считаете, что это не так.

— Но…

— Любила бы — не ушла, — сказано это так холодно и резко, точно пощечина, которая заставила резко разомкнуть глаза.

Эта фраза, брошенная в лицо, оказалась отрезвляющей. Я не могла собрать воедино всю ту бурю обрушившихся на меня чувств, эмоций, мыслей, но в то же самое время, я испытывала сильнейшую растерянность. Как я могла позволить себе усомниться? Сомневалась ли я? Или же все произошедшее так сильно впечатлило и шокировало меня, что отбило мне напрочь остатки моих старческих мозгов?!

— Ты просто старая маразматичка, смирись уже, — растерянно проведя открытой ладонью по лицу, смахивая остатки сна и приводя себя в чувства, я легла на спину, широко раскинув руки и ноги, вперив взгляд в высокий потолок. — А ты старый пердун, — хмыкнула я в никуда, надеясь, что мои слова дойдут до адресата.

Триста лет тому назад я просто перестала говорить с Ним. Я не ругала Его, не бросалась проклятьями, просто вдруг поняла, что будь он и правда нашим Отцом, то нашел бы способ помочь нам. Он не захотел или не счел нужным. Не знаю. Но тогда я перестала обращаться к нему в своих снах, молитвах, мыслях. Я больше не искала утешения у его ног. Мне стало наплевать.

— Поверь, я сдерживалась триста лет и это самое приличное из того, что могла бы тебе сказать. Решил меня повоспитывать? Поздновато спохватился, — фыркнула я, поднимаясь с постели.

Я не знаю, сколько я проспала, но чувствовала я себя сейчас на порядок лучше. Что ни говори, но любую гадость можно пережить во сне. Вот и сейчас все произошедшее воспринималось мной несколько в ином свете. Во-первых, стоило вспомнить ситуацию, в которой я и Киран встретились. Чего я ожидала, что при этих… ЭТИХ… он подойдет ко мне скажет нечто настоящее? В какой ситуации оказался он эти триста лет назад? Что я знаю об этом? Моя жизнь напоминала айдскую смесь, граничившую с безумием, отчаяньем, абсолютным безразличием ко всему и всем! Я перестала быть собой! Я — Соль, которая всегда истово верила, что рождена, чтобы созидать жизнь, превратилась в блеклую тень себя настоящей. Жила в страхе, боясь собственной тени, скрываясь от истинного лица своей сущности, помогала лишь тем, кто случайно встретился на моем пути. Опасаясь, что изменения во мне захватят всю меня. Боясь стать той, кем была изначально. Как бы там ни было, мы те, кем были рождены. Искать иной доли глупо. Даже, если однажды мне будет суждено найти ее, это будет все равно, что понарошку. Грядет война и мой страх перед грядущим, заставляет меня съеживаться в ужасе сжимаясь в жалкий комочек из страхов, сомнений и ужаса перед будущем. Это не я. Я никогда не была такой. Через любой страх можно переступить. Любое горе не отнимет у тебя возможности бороться. Любая скорбь оставаясь в сердце не лишит тебя собственного я. Все зависит от тебя самой, найдешь ли ты в себе этот самый стержень, который позволит тебе устоять на ногах или превратишь в жалкую тень. Вариантов немного, всего-то два: сломаться или выстоять. Ради Кирана, ради Дорина, ради тех, кто был сломлен, ради самой себя, я должна подниматься с колен и идти вперед, иначе это буду уже не я.

Даже, если в конце моего пути к нему он вновь скажет мне, что может жить и без меня, он сделает это стоя под чистым небом, когда ветер будет играть с его волосами, а на ладонь ляжет весь мир. Он и я, мы дети бога, который способен даже в тупике найти путь. Мы дети, рожденные следовать пути нашего предназначения, но никак не той дороге, что укажут нам. Хозяев среди живых для нас еще не рождено.

И, лишь на этой мысли я поймала свое отражение в зеркале. На голове воронье гнездо, на теле ночная рубашка до самых пят, в руках посох, непостижимым образом оказавшийся в них, взгляд горит ярко голубым светом.

— Хороша, — подытожила я, — так и иди, — усмехнулась я самой себе. Вот только от намерений своих не отказалась.

Отворить створки шкафа, достать свежий мужской костюм песочной расцветки, привычно заплести волосы в тугую косу, облачиться, и лишь мимолетно бросить взгляд на наряды, некогда сшитые для изысканной девы Эйлирии. Из летящих воздушных тканей, расшитые золотыми и серебряными нитями. Тогда мы носили просто скроенные платья. Климат был таким, что особенно не помудришь со слоями ткани на себе, но, тем не менее, каждое из моих платьев было особенным. Конечно, ведь шили их для принцессы и для жрицы Двуликого Бога. В Алании сейчас такое не носят, но мне все равно. Я храню свои сокровища, точно водяной дракон из детской сказки. Просто потому, что мне надо и выкинуть жалко. Просто вот так вот погляжу немножко и вновь закрою шкаф. Сегодня я не стану мудрить и особенно тщательно закрывать лицо, просто потому, что больше не стану его скрывать. Но боюсь, что оборотни меня просто сожрут, если появлюсь перед ними в непривычном виде. Стоило мне прикрыть волосы, и уже задуматься над тем, как бы поудачней разместить занавеску на носу, как в моей комнате открылась воображаемая дверь из прошлого, а следом за ней в комнату ворвалась запыхавшаяся служанка.

— Пэри, пэри, — вопила она, обращаясь, судя по всему, к кому-то значительно старше себя, так как «пэри» по-эйлирски означало что-то типа «многоуважаемый дед», — там это, это, — тыкала рыжая девушка пальцем в сторону двери.

Полагаю, кто-то вместо меня в прошлом попросил говорить понятней, потому девчушка глубоко вздохнула, и заговорила уже медленнее:

— Вся партия поросят, кажись вот-вот издохнет!