Читать книгу "Красный. История цвета - Мишель Пастуро"

Что касается красного, то христианская символика, унаследованная от Отцов Церкви, группируется вокруг четырех центров притяжения, поскольку каждый из двух основных референтов красного — огонь и кровь — рассматривается двояко: в своем позитивном и негативном аспектах[80].

В негативном аспекте огненно-красный цвет ассоциируется с адским пламенем и с красным драконом из Откровения (12: 3–4)[81]. Этот красный цвет лжет и обманывает, губит и разрушает, и свет, исходящий от него, пугает сильнее, чем тьма: он подобен огню преисподней, который сжигает, но не освещает. Этот красный цвет по своей природе — цвет Диавола и демонов: на миниатюрах и фресках романской эпохи демоны часто изображаются с красной головой. Несколько позже это будет цвет изменников и предателей, у которых, подобно Каину, Иуде или коварному лису Ренару, будет рыжая шевелюра либо рыжая шерсть, пылающая и опасная, как огонь. Мы к этому еще вернемся.

В позитивном аспекте тот же оттенок красного олицетворяет вмешательство Бога. В Ветхом Завете Яхве часто являет себя через посредство огня, как, например, в важнейшем эпизоде с Неопалимой Купиной (Исх. 3: 2) или в описании бегства евреев из Египта, когда по ночам идет перед ними по пустыне в столпе огненном (Исх. 13: 21). В Новом Завете тот же огненно-красный цвет исходит от Бога, он представляет собой Дух Святой "животворящий", как сказано в "Символе веры". Он — одновременно свет и дыхание жизни, он полон мощи и согревает своим теплом. В день Пятидесятницы он снизошел на апостолов в виде "разделяющихся языков, как бы огненных" (Деян. 2: 1–4). Такой красный цвет сияет, оживляет, возрождает, сплачивает, очищает. Это пламя божественной Любви (в средневековой латыни Caritas). Понятие божественной Любви играет очень важную роль. Оно включает в себя и любовь, с которой пришел к людям Христос ("Огонь пришел Я низвесть на землю и как желал бы, чтобы он уже возгорелся!"[82]), и любовь, которую каждый истинный христианин питает к ближнему своему.

Однако у Отцов Церкви красный цвет ассоциируется не только с огнем, но и с кровью. В негативном аспекте кроваво-красный цвет появляется всякий раз, когда речь идет о насилии и скверне. Это красный цвет, унаследованный от Библии, цвет грехов и кровавых злодеяний, цвет восстания против Бога. В самом деле, кровь — символ жизни, а жизнь принадлежит Богу: поэтому пролить кровь другого человека значит покуситься на то, что принадлежит Богу. Прощение возможно, однако для этого необходимо покаяние, искупление вины и покорность. Об этом громко и внятно говорит пророк Исаия, когда обращается к воинственному Иерусалиму, поклоняющемуся идолам: "Ваши руки полны крови. Омойтесь, очиститесь, перестаньте делать зло. Если будут грехи ваши, как багряница, то сделаются белыми, как снег" (Ис. 15–18). Однако отношение к кроваво-красному цвету как к чему-то вызывающему отвращение встречается не только в Библии. Это еще и наследие Античности, в частности когда речь заходит о менструации, которую древние социумы рассматривают не как проявление таинственной способности давать жизнь, а как один из самых очевидных символов гнусности человеческого рода. С месячными связано множество суеверий. Обратимся еще раз к Плинию: у христианских авторов Средневековья его "Естественная история" — одна из наиболее читаемых, переписываемых, цитируемых и комментируемых книг:

Трудно найти что-либо столь же вредоносное, как менструальная кровь. Самое сладкое вино превращается в уксус, когда к нему подходит женщина, у которой месячные. Если она коснется всходов, урожая не будет; если она будет прививать черенок, он не примется; если сядет под деревом и обопрется спиной о ствол, с дерева опадут все плоды. От ее взгляда тускнеют отполированные зеркала, темнеет блеск стали и сияние слоновой кости. При ее приближении пчелы умирают в улье, на бронзу и железо нападает ржавчина, от нее исходит зловоние. Собаки, лизнувшие эту нечистую кровь, становятся бешеными, с их укусом в тело попадает яд, от которого нет исцеления. Это кровотечение настолько зловредно, что возобновляется каждые тридцать дней, а каждые три месяца бывает особенно обильным[83].

Комментируя этот отрывок, многие теологи усматривают связь между всеми описанными здесь ужасами и грехопадением; женские месячные — продолжение наказания, которому Господь некогда подверг Еву: по наущению демона она сорвала запретный плод и увлекла за собой в падении Адама; Бог покарал ее, а заодно и ее дочерей, то есть всех женщин, приговорив их к тому, чтобы в напоминание о первородном грехе они каждый месяц осквернялись красным. Другие авторы, особенно живущие в монашестве, используют этот тезис, чтобы подчеркнуть, до какой степени женское тело наполнено нечистотами: под своей привлекательной оболочкой оно скрывает лишь гниль, грязь и экскременты[84].

Но Отцам Церкви и их эпигонам кроваво-красный цвет напоминает не только о пагубном и зловредном явлении, какое, по их мнению, представляет собой менструация, а еще и о другом красном потоке, благотворном и оплодотворяющем. Этот освящающий, животворящий красный цвет — цвет крови, которую Христос пролил на кресте. Начиная с XII–XIII веков он появляется на знаменах крестоносцев и на богослужебных тканях для месс, посвященных Кресту и мученикам. Благодаря самопожертвованию этих последних Церковь "сменила цвет", как объявляет еще в III веке святой Киприан Карфагенский: "Поистине счастлива наша Церковь: благодаря первым деяниям братьев наших она стала белой; а ныне, благодаря крови мучеников, обрела великолепие пурпура"[85].