Читать книгу "Кавалергард. Война ва-банк - Василий Панфилов"

Провел и другие армейские реформы — ввел нашивки со званиями и увеличил количество этих самых званий. Зачем? Так он прекрасно понимал психологию военных, которым требовалось какое-то подтверждение успешности. Вот и пришлось вводить такие звания, как «Под рядовой» (только-только принял присягу, но ничего толком не умеет), рядовой Второго класса, Первого, Старший рядовой… Та же самая история была с капральскими званиями, а сержантских ввел аж восемь… А были еще и нашивки за выслугу лет, за штыковые атаки, за… Много всего, в общем. Когда Владимир впервые поделился идеей со своей свитой, те пришли в восторг, а циничный Август Раковский выдал:

— Ты гений, Сир. Теперь каждый вояка из тех, что разумом попроще, будет чувствовать карьерный рост — ведь при должном старании какая-нибудь висюлька на грудь или повышение в звании будут идти постоянно. На моральном состоянии войск это должно хорошо сказаться.

Так оно и вышло — реформа прошла торожественно, пышно, а сразу после нее — награждения. Награждали торжественно — в присутствии большого скопления зевак, на площадях городов. Да-да, награждения проходили в разных городах, чтобы те почувствовали свою сопричастность. Перечисление заслуг и достоинств награжденных, какие-то привилегии, полагающиеся к награде… Что военные, что гражданские были в восторге — зрелища здесь любили.

Наиболее восторженный образ мыслей был у недавних врагов — пехоте и артиллерии бывших владетелей Мекленбурга. После победы они практически автоматически влились в войско победителя. Не все — многие были завербованы насильно и даже не являлись гражданами Мекленбурга. Желающих Рюген безоговорочно отпускал, но добрая половина пехотинцев решила продолжить службу. А что? Условия службы он предлагал весьма неплохие, да и льготы…

А вот с мекленбургским дворянством вышло не очень. Во время сражения кавалерию вырубили почти начисто и теперь Грифичу предстояло весьма неприятное дело — выселение вдов и сирот.

Звучит погано, но на деле еще поганей — родственники погибших автоматически становились оппозицией. Пусть здесь привыкли терять близких и если бы потери составили привычные для Европы десять-двадцать процентов, то еще ничего. Выжившие частично перешли на службу, частично засели бы в поместьях, но особых проблем не возникло бы. Да, появились бы маленькие, «местечковые» оппозиции, но дальше разговоров ничего не пошло — хотя бы потому, что помешали более благополучные соседи. Теперь же оппозицией становились ВСЕ дворянские семьи, потерявшие близких родственников. Близких — значит сыновей, отцов, племянников. На более дальние связи родственные чувства распространялись значительно более слабо…

И что делать с этими оппозиционерами? Делать вид, что ничего не было и дать им «созреть»? Все равно кровью закончится… На службу допускать их теперь просто опасно — предадут. Не каждый, разумеется, но ведь их много — и «сироты» будут «подогревать» друг-друга… В результате дело кончится серией мятежей и попыток переворотов или же придется создавать специальную спецслужбу только для «сирот». А ведь всего-то — разъяренные юнкера Померании отомстили юнкерам Мекленбурга, разорявшим их поместья… Неудачное стечение обстоятельств.

Вообще, с «Битвой за Мекленбург» было много… интересного. С одной стороны — безоговорочная победа над не самой слабой армией, да еще с весьма умеренными потерями с его стороны. С другой… в Европе было не принято начисто уничтожать противника и после уничтожения доброй половины мекленбургского дворянства, включая вельмож, отношения к Грифичу было опасливым… Померанские же драгуны получили сомнительную славу редкостных отморозков. Правда, в профессионализме тоже никто не сомневался — в такой битве потерять меньше сотни убитых, это знаете ли…

Теперь, по расчетам самого Рюгена и его «генштаба», в предстоящих конфликтах противник будет биться либо очень опасливо, стремясь удрать при первой же оказии, либо стоять насмерть, опасаясь резни.

Ну и раз уж все равно придется идти на конфликт с частью мекленбургского дворянства и получить в итоге несколько сотен семей «кровников», то Грифич решил идти до конца…

— Суды, — коротко обозначил он идею Свите, — начать проверку документов на владения у семей погибших.

— Сир, но мало у кого они сохранились, — начал было Юрген, но тут же умолк и задумался.

— Ясно…, — протянул Август, — нет документов, можно будет начать суд. А там либо обвинение в мошенничестве — незаконно землю держали, либо просто выселение, а кто-то и дворянства может лишится.

— Верно. Я тут документы кое-какие посмотрел, так многие семьи держат не просто поместья, а феоды[22].

Юрген хохотнул:

— Вот тут они со своим Средневековьем и вляпались!

Так оно и вышло — добрая половина дворянских семей жила не в поместьях, а в феодах, да и у остальных были проблемы с документами. Нужно сказать, что администрация нового правителя не слишком зверствовала и не выселяла всех подряд. Прежде всего проводился осторожный агентурный опрос окружения потенциальных наследников: выяснялись родственные связи с погибшим и степень дружбы, отношение к новому герцогу…

К примеру — из поместья не выселялись престарелые родители, если им некуда было ехать. В таком случае они оставались доживать свой век в усадьбе, но числились уже управляющими. Усадьбу могли оставить в семье, если наследовал кто-то, кто был в неважных отношениях с погибшим — если этот «кто-то» успевал додуматься прибыть ко двору Рюгена с изъявлениями покорности. И кстати, «раскулачивание» проходило строго по закону. Никаких там «я так решил» не было. Вот помиловать — да…

В общем, выходило не так уж и страшно — гарантированному «раскулачиванию» подлежало процентов десять дворянских семей, еще столько же — возможно. Ну и самое приятное — часть поместий/феодов осталась без наследников. Точнее говоря, наследники-то были, но либо сами принадлежали к числу неблагонадежных, либо были вовсе уж дальними родичами. В таком случае, если это был именно феод, проблем вообще не возникало и усадьба отходила в казну. Какую-то часть принц «отложил» — для будущих бастардов, для награждений отличившихся или как часть личных владений. Ну а остальные…

Полтора десятка вояк, награжденных Железными Крестами, получили полноценные поместья, а полторы сотни отличившихся юнкеров — феоды — без феодальных привилегий, разумеется. Свою долю получили и многие пехотинцы из ветеранов — землю под небольшие, но полноценные фермы.

Раздача «слонов» была во многом мерой вынужденной: нравы восемнадцатого века были таковы, что «настоящей» наградой здесь считали в первую очередь землю и только затем — ордена, медали и прочие «блестяшки». Так что как протестовала «жаба» попаданца, а делиться захваченным все-таки приходилось. Примитивная психология — людей надо «повязать» сначала кровью, а затем и некогда чужими материальными ценностями.