Читать книгу "Позволь мне солгать - Клер Макинтош"

Почти все время своей службы Маккензи носил документы домой. В ранние годы брака Сара занималась низкооплачиваемой работой, требовавшей пунктуальности, вежливости и оптимизма, что давалось девушке нелегко, и на каждой такой работе она впадала в депрессию, особенно когда ее увольняли. Через какое-то время Сара сдалась и согласилась принять решение, которое Мюррей предлагал с самого начала: она будет заниматься хозяйством, а он – приносить домой деньги. После этого им обоим стало легче.

Вскоре Маккензи начал делиться с Сарой своими впечатлениями о том, что случилось у него на службе. Он отдавал себе отчет в том, что его работа требует конфиденциальности, но в то же время понимал, что в те дни, когда Сара не могла выйти из дома, эта возможность узнать что-то новое была для нее не только интересной, но и необходимой.

К его удивлению, постепенно он начал получать от этих разговоров не меньше удовольствия, чем Сара, да и свежий взгляд, не замутненный полицейскими предубеждениями, всегда помогал ему. Теперь Мюррей с нетерпением ожидал того момента, когда расскажет жене о деле Тома и Кэролайн Джонсон.

Автобус остановился, как обычно, на углу улицы, где жил Маккензи, – тупиковой улочки с коттеджами в швейцарском стиле. Эти дома построили еще в шестидесятые годы, жили тут как только что съехавшие от родителей подростки, так и семейные пары и пенсионеры. Несколько коттеджей перестроили, так что теперь они скорее напоминали роскошные частные особняки в два этажа с оборудованными на заднем дворе навесами для барбекю. А вот дом Мюррея, если не принимать во внимание пару новых ковров и подкрашивание стен каждые несколько лет, выглядел в точности так же, как в 1984 году, когда они с Сарой переехали сюда. В тот год он прошел испытательный срок и начал свою работу как сотрудник полиции.

Маккензи не стал выходить из автобуса. Он проехал еще пять остановок, попрощался с водителем и отправился в Хайфилд пешком. Эта усадьба, занесенная в список архитектурных памятников Великобритании, была построена еще в 1811 году, но с начала пятидесятых годов использовалась как больница. Здание окружал потрясающий сад, правда, историческую эстетику несколько нарушали модульные бытовки и дешевые строения с плоскими крышами, которые поставили здесь из-за нехватки мест для новых пациентов. Таких пациентов, как Сара.

Мюррей знал Хайфилд как свои пять пальцев. Тут находилось амбулаторное отделение с очень высокой посещаемостью: пациентам предлагалась арт-терапия, группы поддержки и даже кафе, блюда для которого готовили больные. Был тут и лечебно-консультативный центр, и кабинеты психотерапевтов, и курсы по диетологии для пациентов с расстройствами пищевого поведения. В стационаре предоставлялись палаты для людей с разнообразными психическими заболеваниями, требующих разной степени врачебного наблюдения, включая надзорную палату, где Сара провела десять дней в 2007 году. Каждый раз, проходя мимо, Маккензи с ужасом вспоминал тот день, когда он обратился к врачам с просьбой о принудительной госпитализации его жены.

Сара не скрывала своего диагноза с первых дней ее знакомства с Мюрреем. Они встретились на вечеринке по случаю выпуска из полицейской академии: брат Сары Карл учился с Мюрреем на одном курсе, хотя они с Карлом никогда особо не дружили. Маккензи сразу заинтересовался роскошной девушкой, стоявшей рядом с родителями его однокурсника. Вначале он подумал, что они с Карлом встречаются, но, к его облегчению, оказалось, что это не так.

– Ты знаешь, что я чокнутая, да? – Сара бросила ему эти слова в лицо, как вызов.

На ней были огромные серебряные сережки-колечки, покачивавшиеся при каждом ее движении, и розовый свитер со стразами, от которого у Мюррея сразу заболели глаза.

Он не рассмеялся. Во-первых, политкорректность была свойственна ему задолго до того, как это слово стало привычным каждому полицейскому, а во-вторых, ее реплика никак не вязалась с обликом стоявшей перед ним девушки. Та полнилась энергией, глаза сияли, будто во всем она видела радость. Сару никак нельзя было назвать «чокнутой».

– У меня пограничное расстройство личности. – Девушка опять широко улыбнулась. – Хотя звучит это куда хуже, чем дела обстоят на самом деле, клянусь.

«Пограничное расстройство личности». Эти три слова служили фоном всех их дальнейших отношений. Вскоре Мюррей понял, что серо-голубые глаза Сары сияли только в хорошие дни, в плохие же дни они полнились невыносимой болью и страхом.

Сейчас Сара добровольно проходила лечение в палате, где Маккензи уже знал всех пациентов по именам. Время посещений в больнице было ограничено, но врачи и медсестры с пониманием относились к графику дежурств у Мюррея на службе, так что он расписался на входе и проследовал в комнату отдыха, ожидая, пока медсестра приведет Сару.

Комнаты отдыха в каждой больнице выглядят по-разному. Иногда кажется, что ты очутился в комнате для долгосрочных свиданий в тюрьме, с голыми стенами и надзирателями в форме, следящими за каждым твоим движением. Есть комнаты, где царит более расслабленная атмосфера, с диванчиками, телевизором и санитарами в повседневной одежде, – только по бейджикам можно понять, что это не пациенты.

Комната отдыха в Хайфилде находилась где-то посредине на этой шкале. Она была разделена на две секции: в первой был установлен стол для арт-терапии, пестревший яркой бумагой и подставками с разноцветными фломастерами. Детям и их родителям выдавали стикеры, чтобы приклеить самодельные открытки: скотч был тут под запретом. Все ножницы – только пластмассовые и только с закругленными концами. Во второй же части комнаты, где устроился Маккензи, стояли диваны и низкие кофейные столики, засыпанные ворохом журналов не первой свежести.

Сара обвила его шею руками и крепко обняла.

– Ты как? – поинтересовался он.

– В соседней палате появилась новая пациентка. – Сара поморщилась. – Когда она нервничает, то бьется головой о стену. А нервничает она много.

– Тяжело спать?

Сара кивнула.

– Дома будет спокойнее… – Маккензи осекся, заметив вспышку тревоги в ее глазах.

Нельзя на нее давить. Прошло всего три недели с тех пор, как Сара настолько сильно порезала себе руки, что на оба запястья пришлось накладывать швы. Медсестра в приемном отделении сказала, что это был крик о помощи: вскрыв вены, Сара тут же вызвала скорую, а в коридоре уже стояла сумка со всем необходимым для госпитализации в Хайфилд.

«Я почувствовала, что оно опять накатывает», – объясняла она Мюррею, когда он, нарушая все ограничения скорости, примчался в больницу.

Оно. Неуловимое, но гнетущее, оно всегда присутствовало в их жизни. Оно не позволяло Саре выходить из дома. Оно приводило к тому, что ей было трудно завести друзей – и еще труднее их сохранить. Оно таилось где-то в глубине, под налетом повседневности для Мюррея и Сары. Всегда рядом, всегда выжидает.

– Почему ты не позвонила доктору Чаудгари? – спросил он тогда.

– Он бы меня не принял.

Маккензи заключил ее в объятья, пытаясь понять ее чувства, но нелегко было принять логику, согласно которой попытка самоубийства – это единственный способ оказаться в безопасном месте…