Читать книгу "Девять жизней - Елена Шолохова"

– А вот и наш герой! – воскликнула Катя Иванова, завидев приближающихся Ромку и Сергея Петровича. – Ромка! Ну ты даёшь! Поймал и обезвредил грабителя! Ты настоящий герой!

– А кое-кто ещё сомневался, – поддержали остальные девочки, бросая косые взгляды на притихшего Щеглова.

Ромка засмущался, а тут ещё и хозяйка сумки принялась горячо благодарить. А следом беднягу стали на все лады нахваливать прохожие-очевидцы, только что не рукоплескали. И над разбитым носом охали и ахали. Хорошо хоть Катя Иванова дала свой платок. Ромка конфузился чуть не до обморока, не зная, куда деться от всего этого потока хвалебных речей и навязчивой заботы. В конце концов Сергей Петрович отправил ребят на остановку, велев ехать по домам, а сам вместе с Ромкой, пострадавшей женщиной и её чемоданами направился в отделение милиции, где томился незадачливый воришка.

Идти в милицию Ромке очень не хотелось. Во-первых, боялся каверзных вопросов. Что бы он сказал, если бы милиционерам вдруг вздумалось спросить, как такой медлительный и совсем неспортивный Ромка сумел догнать и схватить грабителя, а физрук не смог? Не рассказывать же про часы! Во-вторых, дело было в самом физруке: с ним Ромка неизменно чувствовал себя напряжённо, даже когда рядом был весь класс, а уж остаться с Сергеем Петровичем практически наедине – и вовсе стресс. Ну а в-третьих, и это самое главное, он попросту боялся милиции, как любой, кто знает, что у самого рыльце в пушку. А вдруг они как-то узнают, что он, Ромка, ничем не лучше этого парня в синей куртке, такой же вор и жулик? Это ведь какой позор будет, несмываемое пятно…

Ромка заметно нервничал и никак не мог взять себя в руки. Но в отделении его неожиданно тоже стали хвалить, мол, герой, не испугался, и отзывчивый какой, а то ведь народ пошёл всё больше чёрствый, к чужой беде равнодушный… Сергею Петровичу тоже воздали по заслугам: «У хорошего учителя хорошие ученики!» Лишь потом вернулись к делу и попросили Ромку рассказать в деталях о произошедшем. Но тот счёл за лучшее сделать вид, что ничего не помнит, что действовал неосознанно, на автомате. После него подробно расспросили Сергея Петровича и пострадавшую, занесли в протокол, дали прочесть и расписаться. Затем им пообещали, что этот случай не останется без внимания и отважного ученика непременно наградят грамотой, и отпустили восвояси.

Уже по дороге Сергей Петрович, как-то смущённо глядя на Ромку, сказал:

– Я не ожидал. Думал ты… А ты! В общем, вижу – ошибался я в тебе. А ты – молоток!

– Это случайно получилось, – пролепетал Ромка, который уже устал от чрезмерного внимания к себе.

– Так то и здорово! На самом деле, что почётного-то в продуманном благородстве?

– Как это? – не понял Ромка.

– Ну, скажем, решит один герой в кавычках: а сделаю-ка я вот такое хорошее дело, и тогда все будут мною восхищаться. То есть стараться-то он будет только для себя, любимого. Что ж тут благородного? А вот ты сегодня ни о чём таком не думал. Не думал ведь? Вот! Просто хотел помочь. Это и есть настоящее благородство. А за прошлое, Нечаев, извини. И… мы можем и правда позаниматься индивидуально после уроков. Если, конечно, пожелаешь.

Ромка торопливо закивал, ушам своим не веря. Сам Сергей Петрович, неприступный и страшный, перед ним извинился! Ещё и благородным назвал. Тут он, конечно, заблуждался, но Ромке было удивительно и приятно, хоть и очень неловко. Осмелев, он выпалил:

– Я не просил маму с вами разговаривать, и завуча не просил…

– Верю, – улыбнулся Сергей Петрович и, прощаясь, крепко стиснул Ромкину ладонь.

«Какой сегодня необыкновенный день! – думал Ромка. – Столько всего случилось, аж голова кругом и внутри точно бабочки порхают». Он даже поймал себя на мысли, что шёл по улице и просто так улыбался тёплому ветру, запаху осенней свежести, незнакомым прохожим.

Ромку слегка огорчало лишь то, что в суматохе он потерял Костю и даже не успел с ним попрощаться. Тот как-то незаметно ушёл, растворился в толпе. Что же до последней, уже истраченной минуты, то тут Ромка ничуть не жалел. Ну и пусть выгоды не вышло, зато на душе впервые за последние дни было легко. Правда, предстоял ещё тяжёлый разговор с мамой, которая явно не одобрит того, как он распоряжался часами. Но это потом, завтра… или, может, послезавтра… А сегодня пусть ему ещё побудет хорошо.

Домой Ромка шёл дворами – так короче. Миновал детскую площадку с искорёженными качелями, мусорные баки, где хозяйничала большая чёрная собака, будку с надписью «Срочный ремонт обуви» и вышел на задворки маленького продуктового магазинчика. Отсюда он на днях унёс целую гору сарделек – всё, что лежало в лотке за витриной. Помнил, как застыла изваянием румяная улыбчивая продавщица, как он мчался со всех ног, прижимая к себе ароматную добычу, как следом увязалась та самая чёрная собака, выпрашивая сардельку. Радужное настроение тотчас улетучилось – не любил он вспоминать свои «подвиги» и места, где промышлял, старался обходить стороной. А сюда забрёл как-то не задумываясь.

В эту минуту с чёрного хода вышла продавщица – такая же румяная, но уже без улыбки. У крыльца, взгромоздившись на ящики, курил какой-то потрёпанный мужичок в синей спецовке. К нему продавщица и обращалась, упрашивая перенести коробки с товаром. Тот отнекивался:

– Тебе надо, ты и таскай. Задаром работать я не нанимался.

– Я ж тебя по-человечески прошу…

– И я – по-человечески. Давай я всё перетаскаю куда надо, а ты мне чекушку.

– Да ты что? Где ж я тебе её возьму? Мне вон тоже зарплату не выдали, ещё и за сардельки эти проклятые платить придётся. Кто-то спёр, а виновата я…

Ромка больше не слушал их пререканий. Жгучий стыд опалил щёки, уши, дыхание перехватило. Когда он крал, у него и мысли ни разу не возникло, что кто-нибудь мог от этого пострадать. Казалось, магазин большой, всего там много, не убудет… А оказывается, за его грехи платили другие.

Ромку аж затошнило от неумолимой правды, которую он так малодушно не замечал раньше. А ведь всё очевидно – он обворовывал простых людей, таких же, как он сам, как его мать. Получается, что он действительно ничем не лучше сегодняшнего воришки с автовокзала. Нет, даже хуже. Тот, по крайней мере, действовал в открытую. Не притворялся хорошим, как Ромка. И так ему стало от самого себя противно, что хоть плачь.

– Можно я вам помогу? – обратился Ромка к расстроенной продавщице.

– Что ты, мальчик?! Коробки очень тяжёлые, и их там много.

– Ну и что? Я могу! Давайте! – загорелся Ромка. Ему отчаянно захотелось хоть как-то помочь женщине, раз уж не хватало смелости признаться, что это он украл.

Она улыбнулась:

– Ну смотри, богатырь, если будет тяжело, не надрывайся. Бросай всё.

Конечно, было тяжело. Но Ромка и не думал сдаваться, ещё и пытался выдавить улыбку, мол, вовсе ему не трудно, зря она так беспокоится.

Больше часа он таскал коробки, взмок весь, запыхался, натёр мозоли на ладонях, а под конец даже в глазах стало темнеть. Но зато справился. И продавщица снова выглядела довольной и весёлой, даже норовила всучить ему шоколадный батончик, но Ромка наотрез отказался и поскорее сбежал. Точнее, уковылял, потому что и руки и ноги у него тряслись и почти не слушались. И всё же стало легче. Не совсем, конечно, – Ромке казалось, что он запачкался так, что вовек не отмоется, но тем не менее…