Читать книгу "Прекрасные незнакомки - Жюльетта Бенцони"

Несмотря на определенное предубеждение, Эмили была польщена, получив такое предложение от великого художника. А Давид был великим художником. К тому же он улыбался ей с такой любезностью, какой она за ним еще не знала. Кроме того, она побоялась, что отказ оскорбит гордеца до глубины души. И она согласилась.

Прошло несколько дней, и Эмили на курсирующем по Сене пассажирском судне добралась до Лувра. По просьбе художника она надела то же самое платье, в каком была при их встрече, и ее стройная шейка так мило выглядывала из облака белой муслиновой косынки, перекрещенной на груди.

Давид посадил ее перед большой красной шторой и принялся за работу. За первым сеансом последовали другие, их было множество. Давид все никак не мог уловить конечного сходства, но на самом деле хотел удержать Эмили как можно дольше возле себя и видеть ее как можно чаще. Она и раньше привлекала его внимание, но теперь он воспылал к ней безудержной страстью, которая у таких неистовых натур может повести к весьма опасным последствиям. Настал день, когда он не смог больше молчать и признался своей модели в любви.

Эмили выслушала его признание без удивления. Она давно привыкла к подобным излияниям и научилась отвечать на них с любезной шутливостью, стараясь не слишком ранить. Однако ответить Давиду ей оказалось нелегко, она его немного побаивалась. Поэтому она разыграла удивление, и отказ ее таил в себе надежду: они знакомы так недавно, так плохо знают друг друга… Пусть пройдет время…

Вместе с тем встревоженная Эмили решила ездить на сеансы пореже и отложила следующий на много дней. Тогда Давид приехал к ней сам. Она сказалась больной. Он привез ей цветы, сладости, мелкие подарки. Он ухаживал за Эмили по всем правилам. Был с ней очень нежен и сказал даже, что останется ее самым верным другом так долго, как она того пожелает.

И она вновь приехала в Лувр.

Но увы! Как только они остались наедине, он не смог долго сдерживать пыл своей страсти. Перед ним женщина, которую он любит, которую страстно желает, он и так слишком долго ждал… Он не может, не хочет жить без нее!

Эмили слушала, глядя на него большими темными глазами, но в них не читалось даже отблеска чувства. Художник попытался ее разжалобить, он даже плакал. Но она не смогла сказать ничего, кроме:

– Я не люблю вас… Я не могу…

Эмили собралась уходить. Тогда он пригрозил ей: «Я донесу на вас, если вы не станете моей». Она побледнела, вздрогнула, но согласием не ответила. Однако теперь в ее глазах он прочитал страх и глубокую тоску. Он пылал страстью, она казалась смертельно испуганным ребенком. И тут Давид вспомнил, что мать Эмили Виржиния Паркер, прелестная англичанка, от которой дочь унаследовала свою красоту, умерла в сумасшедшем доме в Монсо, и испугался сам: не зашел ли он слишком далеко. Если он притронется к ней, она, без сомнения, истошно завопит, разыграется безобразная сцена, и Робеспьер, человек безупречных нравов, никогда не простит ему подобного скандала. Тогда он схватил незаконченное полотно, швырнул его в противоположный угол мастерской и, стиснув зубы, процедил:

– Убирайся! И чтобы я никогда тебя больше не видел! Слышишь? Никогда!

Вскрикнув от ужаса, Эмили бросилась бежать, а в Пасси крепко заперла двери и окна, боясь, что художник вот-вот нагрянет к ней. Но никто к ней не приезжал, и она понемногу успокоилась и стала жить, как жила прежде: виделась с друзьями, с Розали и симпатичным соседом господином Пасторе, администратором парижского департамента. Пришли дни террора. 7 марта 1794 года Пасторе был арестован, вместе с ним арестовали и поэта Андре Шенье, который бывал у него. 20 июня печально известный Бланш, представитель Комитета общественного спасения, явился к Эмили с обыском. Розали Фиёль и другие обитатели замка Ла Мюэтт были арестованы несколько дней тому назад.

У Эмили ничего не нашли… Но на подсвечниках оказался вензель графа Прованского. Большего не потребовалось. В Консьержери Эмили встретилась с Розали Фиёль.

Узнав об аресте сестры, Карл Верне поспешил ей на помощь. Спасти ее, по его мнению, мог только один человек: Давид. Он знал, что произошло между художником и сестрой, но думал, что перед лицом грозящей ей смерти все обиды умолкнут.

Но он плохо знал Давида.

Давид начал с отказа: Эмили – «аристократка». Он пальцем не пошевелит, чтобы ей помочь. Карл просил, умолял, в конце концов Давид соблаговолил дать согласие. Хорошо, он попытается сделать что может, но ничего не обещает. Вполне возможно, что вмешиваться уже поздно.

Но время упущено не было. Робеспьер, к которому отправился Давид после того, как ушел Верне, подписал приказ об освобождении из-под стражи Эмили Шальгрен. Давид держал в руках жизнь женщины, которая его отвергла, ее тело и душу, он стал ее властелином и захотел помучить ее, растянуть ожидание неминуемой смерти.

Вместо того чтобы немедленно отнести приказ в Консьержери, он задержал его у себя, может быть, собираясь сделать предметом торга.

Прошло два дня, и 6 термидора Эмили Шальгрен погибла на эшафоте, воздвигнутом на площади Поверженного трона, вместе с Розали Фиёль, с последней аббатисой Монмартра и целым снопом самых родовитых аристократов, каких то и дело казнили в эти грозные времена. Через три дня на этом же эшафоте был казнен Робеспьер. И Давид, который поклялся, что «выпьет цикуту», если с великим человеком приключится беда, только чудом избежал казни. Бедный художник был в это время болен… Может быть, его мучила совесть?

Но ничего не помешало неподкупному революционеру остаться великим художником и запечатлеть на своем полотне коронацию Наполеона. Дальнейшая его участь находится в ведении Божественной справедливости.

Глава 7

Две любви Дантона

Габриель

Март 1793 года. Два месяца тому назад на эшафоте упала голова Людовика XVI. Королева с остатками королевского семейства в заточении, и ей не на что надеяться, кроме смерти. Но человек, что мчится из Брюсселя по направлению к Парижу, позабыл о политике. Втянув голову в плечи, напялив шапку до бровей, закутавшись по уши в плащ, он мчится под проливным дождем с бешеной скоростью, на которую только способна его лошадь. Сколько он загнал лошадей, выехав из Брюсселя? Сколько прошло времени с тех пор, как он получил дурную весть, что его жене стало совсем плохо? Дантон не имел понятия. Он был убит горем. Его Габриель умирала. Ни о чем другом он не мог думать.

Он увидел себя таким, каким был шесть лет тому назад: молодой адвокат не у дел, день-деньской сидевший в кафе «Парнасьен» напротив Дворца правосудия. Он пил там дешевое вино и между двумя стаканами мог сыграть партию в домино с хозяином. Звали хозяина Франсуа Жером Шарпантье, и он был очень славный человек, потому что не торопился взыскивать по счетам. И потом, он был отцом Габриель. Ах, Габриель, Габриель! Такая хорошенькая, такая свеженькая!

Щеки как расцветшая роза, маленький алый ротик, темные, сверкающие живыми искорками глаза! Есть от чего закружиться голове молодого человека двадцати семи лет, который до сих пор любил только одну даму – Юстицию!