Читать книгу "Тайны древних миграций - Ярослав Бутаков"

Высадившись на берега Северной Африки, ахейцы ознакомились с древнейшей караванной дорогой, ведущей через Сахару. Как считает французский исследователь Анри Лот, ахейцы первыми из европейцев пересекли Сахару от Средиземного моря до берегов Нигера. Сахара в то время, впрочем, ещё не была безводной пустыней, и в качестве тягловой силы ахейцы использовали обыкновенную лошадь. На скалах нагорья Ахаггар и плато Тассилин в Алжире найдены рисунки древнегреческих колесниц.

Ахейские колонии оказались недолговечны в большинстве тех мест, где они возникали. Исключение составили ахейские поселения на Кипре, основанные не позднее XIII века до н. э. Ахейцы создали на Кипре ряд государств, сохранивших традиционное династическое устройство микенских царств. Даже ахейский диалект, несмотря на последующий наплыв ионийских колонистов, удержался на Кипре до эллинистической эпохи (после походов Александра Македонского). На Кипре микенская цивилизация продлила своё существование ещё на тысячу лет после того, как на континенте она исчезла.

С ахейцами многие историки связывают сообщение древнеегипетских надписей о загадочных «народах моря», во времена фараона Мернептаха (XIX династия; конец ХIII в. до н. э., но есть и другие датировки) и позднее вторгавшихся в Египет с моря, а также по суше с запада вместе с ливийцами (берберами) Северной Африки. «Народы моря» в XIII–XII веках до н. э. разрушили финикийский город Угарит, подорвали царство хеттов в Малой Азии, пробовали закрепиться в Египте, но это им оказалось не под силу. Большая часть «народов моря» осела на побережье Палестины, которая и стала называться так по имени одного из этих народов (вернее, по искажённому этнониму филистимляне), позднее ассимилированному семитами.

В древнеегипетских известиях о «народах моря» историки находят указания на многие известные в древности пароды. Кроме ахейцев, это также пеласги, этруски (тирсены), обитатели Крита, Сицилии, Сардинии. Но почти все эти отождествления остаются спорными. Неясна и сама причина столь массовой миграции, прекратившейся так же неожиданно, как и возникла. Связь сё с вторжением дорийцев в среднюю и южную Грецию (и то и другое — отголоски большого миграционного процесса) — чисто гипотетическая. Она вызвана тем, что для этого времени мы не знаем больше никаких других подобных массовых переселений пародов. Миграция «народов моря» — одна из загадок древности, которая ещё ждёт своего однозначного решения.

Далеко не все культурные достижения ахейцев оказалось под силу заимствовать соседним с ним народам. Это касается прежде всего их письменности — «слогового письма Б». Оно было настолько сложным, что оставалось недоступным подавляющему большинству самих ахейцев и забылось после гибели ахейской элиты в войнах с дорийцами. Совсем другая судьба ожидала первое в мире фонетическое письмо — алфавит. Его придумали финикийцы где-то в IX веке до н. э., а меньше чем за столетие он уже широко распространился по всему Средиземноморью, причём в нескольких вариантах. Греки, этруски, италийские племена быстро приспособили финикийское изобретение под звуки своих языков, упростив начертание ряда финикийских букв и изменив значение некоторых из них — вместо согласных звуков они стали обозначать гласные.

Семитоязычные финикийцы, начавшие средиземноморскую экспансию в XVI веке до н. э., без сомнения, были геополитическими соперниками ахейцев. История не донесла до нас известий о войнах между ними, которые наверняка были. Гибель микенской цивилизации на несколько веков сделала финикийцев монопольными хозяевами Средиземного моря. Великая эллинская колонизация VIII–VI веков до н. э. развёртывалась в противоборстве с финикийцами. Далеко не везде грекам удалось потеснить финикийцев. В Испании и Северной Африке (колония, затем независимая держава Карфаген) финикийцы, или пунийцы (как называли их римляне), сохранили свои позиции.

Финикийцы были не единственными соперниками греков в борьбе за обладание берегами и островами Средиземного моря. У берегов Италии греки столкнулись с этрусками (впрочем, между этрусками и финикийцами тоже происходила острая конкуренция). Описание этого великого геополитического противостояния античного мира (в которое затем успешно вмешались римляне) выходит за рамки данной книги. Здесь надлежит сказать несколько слов об этрусках, которые сами по себе представляют ещё одну тайну древности.

Ещё античные историки выдвинули две версии происхождения этрусков: 1) пришлый народ; 2) исконные обитатели Италии. Все современные гипотезы на этот счёт так или иначе восходят к одной из двух древних точек зрения. По этрусской проблеме существует обширная литература, поэтому ограничимся обозначением лишь самых ключевых её точек.

Наибольшую проблему представляет установление родственных связей этрусского языка. Его памятники до сих пор остаются нерасшифрованными. Этрусский язык стал «мёртвым» к I веку до н. э., а после смерти римского императора Клавдия (54 г. н. э.) знатоков этого языка не осталось. В конце XX в. некоторый вес среди лингвистов приобрела концепция болгарского учёного В. Георгиева, доказывающего близость этрусского языка к языкам ныне вымершей хетто-лувийской группы индоевропейской семьи. Основная масса носителей этих языков в древности жила в Малой Азии. Однако не лежит ли в основе доводов Георгиева подспудное стремление привести гипотезу об этрусках в соответствие с древними мифами об их переселении из Малой Азии, а заодно и решить проблему пеласгов путём механического отождествления их с этрусками?

Есть два главных сомнения в том, что этруски приплыли на Апеннинский полуостров из Малой Азии или откуда бы то ни было. Во-первых, ни письменные источники древности, ни археологические данные не несут следов военных столкновений этрусков с более ранними народами северной и средней Италии. А такие столкновения обязаны были быть, если этруски в самом деле явились незваными пришельцами па эту территорию. Ведь каким бы редким ни было в прошлом население Земли, люди всегда старались освоить её настолько, насколько позволял их способ производства. Любой дополнительный внешний приток населения делал территорию тесной, на ней начиналось перераспределение ресурсов. Даже если этруски составляли лишь верхушку населения своих государств в Италии, возникновение последних должно было сопровождаться покорением туземцев, как это было в полисах дорийцев. Но то, что мы знаем о государствах этрусков, позволяет судить об их сравнительной этнической однородности. Получается, что если этруски откуда-то приплыли, то они нашли всю среднюю Италию незаселённой! А мыслимо ли, чтобы такая благодатная земля лежала совсем пустой?!

Второе сомнение заключается в том, что такая разовая миграция целого народа на кораблях в то время вряд ли была возможной. Для неё следовало бы допустить, что этруски, обретя новую родину, сразу порвали со своими морскими навыками, поскольку в дальнейшем они были весьма слабо связаны с морем. Почти все их города находились вдали от побережья, а сами они боролись за влияние на море только вблизи берегов самой Этрурии. Можно допустить единичные морские миграции в Этрурию носителей некоторых восточных культов, чем, вероятно, и объясняются параллели в религии между этрусками и той же Малой Азией. Откуда бы этруски ни пришли в Италию, их путь вряд ли пролегал по морю от Трои или откуда-то ещё, тем более не могли они проделать этот путь за один раз. Чтобы переселился целый народ, потребовалось бы немало плаваний и не один год на всё это предприятие. Мы немало знаем об ахейской и финикийской колонизациях Средиземноморья, о войнах, вызванных переселением «народов моря». Почему же «великое переселение» этрусков, если оно происходило в это же самое время, не оставило никаких или почти никаких следов?