Читать книгу "Мир на краю бездны. От глобального кризиса к мировой войне. 1929-1941 годы - Александр Шубин"

В 1928 г. Рузвельт вернулся в политику и был избран губернатором Нью-Йорка. На этом посту он вступил в борьбу с Великой депрессией, тяжело ударившей по крупнейшему центру Америки. Руководя экономическим центром Америки, Рузвельт с самого начала Великой депрессии противопоставлял свою стратегию политике президента. «Я считаю, что в настоящий момент наше общество должно вменить в обязанность правительству спасение от голода и нищеты тех сограждан, которые сейчас не в состоянии содержать себя»,[55] — заявлял губернатор.

Гувер и Рузвельт — исторические антиподы. Их противостояние — спор века в американской истории. Став президентом после Гувера, Рузвельт круто повернул руль американской политики, заложил основы новой общественной системы, которая получила наименование «социальное государство» и «государственно-монополистический капитализм». Сегодня, в эпоху неоглобализма основы рузвельтовских реформ снова подверглись пересмотру. Может быть на большом отрезке истории Гувер взял реванш у своего оппонента?

Сначала спор между Гувером и Рузвельтом был густо окрашен в цвета партийной борьбы между республиканцами и демократами. Успехи Рузвельта приносили власть демократам, и республиканцы пытались доказать, что они могли бы вывести США из кризиса по той же дороге, что и Рузвельт, только лучше. У. Липпман еще в разгар реформ Рузвельта попытался приписать их авторство Гуверу, заявив: «Гувер предвосхитил все основные элементы программы Рузельта»[56]. После этого оставалось только перечислить основные успехи Рузвельта и привести высказывания Гувера, посвященные соответствующим проблемам. К тому же Рузвельт использовал структуры, которые существовали уже при Гувере. Но стоило дать цитаты пошире, и выяснялось, что Гувер и Рузвельт отстаивали совершенно разную политику и по разному использовали институты американского государства.

Иные сторонники Гувера понимали принципиальное различие между классическим либерализмом Гувера и социал-либеральным курсом Рузвельта. Они возражали против утверждения о преемственности политики двух президентов, считая ошибочным сам курс Рузвельта. Сегодня вторая точка зрения в большей моде — наступил период кризиса социального государства и возрождения неолиберализма. Сам Гувер по своим оценкам был ближе к этой второй точке зрения, полагая, что кризис прошел бы и так, а вот наследие Рузвельта оказалось пагубным для Америки.

Единственное, чем Рузвельт по большому счету обязан Гуверу в проведении своего курса — фанатичная экономия. Республиканские президенты, игнорируя страдания рядовых американцев, накопили достаточно средств, которыми воспользовался Рузвельт для проведения своих социальных программ.

Остальные меры Гувера, которые затем были использованы Рузвельтом, принимались вопреки воле президента-республиканца под сильным давлением, либо президент-демократ придавал им новые функции.

В 1931 г., когда кризис зашел слишком далеко, была создана Реконструктивная финансовая корпорация (РФК) для кредитования промышленности. Но при Гувере это был обычный либеральный финансовый институт, рассчитанный не на стимулирование экономики, а на облегчение получения возвратных кредитов. Только в 1932 г., когда положение стало бедственным и чреватым революционным взрывом, Гувер разрешил РФК в виде исключения предоставлять помощь штатам и городам. Если бизнесу было предоставлено около 2 млрд. долл., то городам и штатам — только 300 миллионов. Но как только демократы провели через конгресс законопроект, расширявший права РФК, Гувер наложил на него вето. Однако давление демократов нарастало, и Гуверу пришлось подписать законопроект с поправками.

Сенатор-демократ Р. Вагнер, приняв на вооружение идею социалиста XIX века Луи Блана, уже в 1930 г. внес предложение организовать государственные общественные работы, чтобы решить проблему безработицы. 10 февраля 1931 г. этот закон был принят, но президент Гувер тянул с его исполнением. Закон стал правовой основой для действий будущей администрации демократов. Другой закон Вагнера был отклонен президентом — речь шла о создании бюро по найму, которое должно был собирать информацию о наличии свободных рабочих мест. Эту меру Гувер считал вмешательством в прерогативы предпринимателей. На этот закон очень рассчитывали профсоюзы, и вето президента окончательно рассорило его с АФТ. Закон будет принят уже при Рузвельте в 1933 г.

Федеральное фермерское бюро, созданное Гувером, закупало у фермеров их продукцию. Благое дело. Но Гувер был бизнесменом как по профессии, так и в душе, и привык во всем видеть коммерческую выгоду. Негоже добру пропадать. И раздать бедным — жалко. Фермерское бюро выбросило скупленное на рынок, что еще сильнее ударило по тем же фермерам, понизив цены.

Уже после победы Рузвельта Гувер утверждал, что, поддержав «новый курс», американцы «пожертвовали свободой духа и мысли, за которую их предки упорно боролись на протяжении трехсот лет». Он надеялся, что «они вспомнят, что по крайней мере я пытался уберечь их от этого»[57]. Американцы в большинстве своем не признали в Гувере пророка. Отчасти это — результат действия исторических мифов, в которых Рузвельт навсегда останется спасителем нации, а Гувер — его антагонистом. Да и опасения, которые связывались с Рузвельтом его оппонентами, наблюдавшими тоталитарный выход из кризиса в Германии или тоталитарную модернизацию в СССР, не оправдались. Рузвельт не превратился ни в Муссолини, ни в Гитлера, ни в Сталина. Он сохранил политические свободы на том же уровне, на котором они находились в начале его правления. Отчасти при демократах политические свободы даже расширились, не говоря уже об их социальных гарантиях. Но в словах Гувера, сказанных, когда все еще было неясно, все еще было впереди, тоже была своя логика.

От некоторых выступлений Рузвельта действительно веяло тоталитаризмом: «Каждой социальной группе надлежит осознать себя частью целого, звеном общего плана»[58]. Гувер, подобно марксистам и многим либералам, был экономическим детерминистом. Он полагал, что экономика определяет направление развития политической «надстройки». Отдать бюрократии экономическую власть — почти наверняка отдать человека в полное рабство чиновнику, который теперь сможет контролировать личность не только в политической, но и в повседневной жизни. Но как предприниматель в прошлом, Гувер не мог признать, что бизнесмены попирают «свободу духа и мысли» подчиненных им работников ничуть не меньше, чем чиновники. А в условиях социального кризиса бизнес — большее из зол.

Возможно ли было что-то третье между капиталистической Сциллой и бюрократической Харибдой? Некоторые американские авторы второй половины века пытались приписать Гуверу что-то вроде стратегии «третьего пути», более дальновидного, чем просто защита обанкротившегося капиталистического рынка. Э. Хоули даже сравнивает взгляды Гувера с синдикализмом[59]. Тема синдикализма не раз будет возникать на идейном горизонте 30-х гг. Синдикализм выступает за производственное самоуправление, при котором органы, избираемые всеми членами профсоюза-синдиката (то есть всеми работниками) руководят предприятием. Самоуправляющиеся коллективы становятся хозяевами предприятий и добровольно объединяются в федерации, как правило отраслевые. Эти федерации координируют производство. Насколько в таком обществе существует власть, она находится у коллективов и снизу передается координирующим органам. Возможно ли такое? Что может выйти из этой модели на практике? Мы вернемся к этому вопросу, когда речь пойдет о революции в Испании. Синдикализм — подход, которые мы видели на примере идей Ганди, но только примененный к городской индустриальной цивилизации.