Читать книгу "Загадка штурмана Альбанова - Михаил Чванов"

Как попали эти фотографии в музей, как, впрочем, и все другие документы Альбанова: книжка для внесения сведений о службе на морских судах в судоводительских званиях, книжка члена Всероссийского союза моряков и речников торгового флота, другие документы? Кто-то же передал их туда. Но кто? Кто случайно оказался рядом с ним в день смерти? Сослуживцы, родственники? Александр Конрад? По возможности надо будет их тщательно изучить.

Конрад… Вот кто мог бы, наверное, рассказать о нем больше, чем кто-либо. Но Александр Эдуардович Конрад умер в 1940 году. Говорят, в Музей Арктики и Антарктики как-то заходила его дочь, но в музее мне так и не смогли найти ее адреса.

Человек, помоги себе сам!

И снова он передо мной — смутный и уплывающий образ: то гимназист, тихий, застенчивый, хотя, скорее всего, он не был ни тихим, ни застенчивым, то такой, каким мы видим его на фотографиях последних лет.

Стараюсь быть беспристрастным. И все думаю о том, что было бы со «Св. Анной» и ее экипажем, если бы он не ушел с нее. Не стал ли этот уход для «Св. Анны» той трагической гранью между жизнью и смертью, после которой оставшиеся на ней пали духом, лишившись единственного реального руководителя, способного вывести их из критического положения? Имел ли он моральное право уходить с судна? Может быть, «Св. Анна», подобно «Фраму», рано или поздно сама освободилась бы изо льдов?

Имел право.

Стараюсь быть беспристрастным. И опять думаю об этом. И опять — все-таки имел. У Альбанова из-за ссоры с Брусиловым уже давно не было на судне не только решающего, но даже совещательного голоса, тем более что экспедиция была финансирована дядей Брусилова и Альбанов служил в ней лишь по найму.

Да, может быть, все изменилось бы в дальнейшем, в какой-то критической ситуации, — это не исключено, — экипаж полностью мог бы встать на сторону Альбанова, но тогда все равно было бы уже поздно. Единственный шанс на спасение, единственная находящаяся в относительной близости суша — Земля Франца-Иосифа — к тому времени уже давно осталась бы позади, а «Св. Анне» в ближайшем будущем не было суждено самостоятельно вырваться изо льдов. Это Альбанов знал твердо. Это — во-первых.

А во-вторых, если «Фрам» придрейфовал к омывающему западные берега Шпицбергена и проникающему дальше на Север теплому течению в самое благоприятное время года — в июле, то «Св. Анне», если бы ее миновала судьба быть раздавленной, предстояло там быть только в ноябре — декабре, когда кромка льдов находится гораздо южнее. Возможность освобождения ее ото льдов откладывалась бы до лета 1915 года у берегов Гренландии, в местах, даже летом далеко не благоприятных для судоходства.

Альбанов это знал, тем не менее не хотел отбирать у верящих в такое спасение надежды на счастливый случай и своим уходом с судна увеличивал их шансы на этот случай. Кроме того, что оставшимся хватало продовольствия и топлива еще на полгода, у них появлялась дополнительная надежда, что ушедшие на землю рано или поздно сообщат там о них, и к ним придет помощь.

Впрочем, обратимся к его «Запискам…»: «…в январе 1914 года, становилось почти очевидным, что нам нечего рассчитывать на освобождение судна от ледяных оков в этом году: дрейф наш обещал затянуться в самом лучшем случае до осени 1915 года, т. е. месяцев на двадцать, двадцать два. И это при самых благоприятных условиях. Таким образом, если бы мы все оставались на судне, то в январе 1915 года у нас должен быть уже голод в буквальном смысле слова. Голод среди полярной ночи, т. е. в такое время, когда не может быть даже и надежды на охоту, когда замирает всякая жизнь в безбрежной дрейфующей пустыне.

С другой стороны, если бы в апреле месяце наступившего 1914 года половина всего экипажа «Св. Анны» решилась уйти с судна, чтобы в самое благоприятное для похода и охоты время достигнуть земли, и даже бы взяла с собой при этом на два месяца самой необходимой провизии, главным образом сухарей, то для другой половины экипажа, оставшейся на судне, провизии должно было хватить уже до октября месяца 1915 года. А в это время мы тогда считали уже возможным освобождение судна от ледяных оков где-нибудь между Гренландией и Шпицбергеном».

Сам же он, увеличивая шансы остающихся на судне на спасение, в отличие от Брусилова и многих других, предпочитал жить не отвлеченной надеждой, которая была, по его мнению, не чем иным, как боязнью заглянуть в будущее, а реальной возможностью. А реальной возможностью в их положении было лишь одно — надеяться только на самого себя. Человек, помоги себе сам! — был его жестокий, без иллюзий лозунг. Это в наши дни в Арктике, когда всесильными стали радио и космическая связь, авиация и ледокольный флот, почти всегда можно надеяться на помощь, а тогда?.. Тогда можно было надеяться только на самого себя. Только на себя — и больше ни на кого!

Но это не значит, что Альбанов вообще не верил в людей и в человеческую взаимопомощь. Он верил и, может быть, больше, чем кто-либо на «Св. Анне», но верил он опять-таки не в отвлеченную счастливую случайность, а в конкретную помощь людей, породненных суровой Арктикой. А конкретной и единственной помощью была тогда оставленная двадцать лег назад, в 1897 году, на Земле Франца-Иосифа база английского полярного исследователя Фредерика Джексона. Очень жаль, что В. И. Альбанов не знал о другом доме, построенном шотландским яхтсменом Ли Смитом на северо-западном берегу острова Белль! Впрочем, этот дом был построен из досок и был потому холодным, к тому же без провианта и без печи. Кстати, именно Ли Смит дал название мысу Флора — за обилие на нем растительности в летнее время. После гибели судна у мыса Флора Ли Смит добрался на шлюпках до Новой Земли…

И эта вера подарила Альбанову победу! Тяжелую, оплаченную жестокой ценой, но победу.

Это была не просто победа!

Это было торжество веры во взаимовыручку людей, связавших свою судьбу с Арктикой. Не мог же полярный исследователь Фредерик Джексон, если он был настоящим полярником, а он был таковым, покинуть Землю Франца-Иосифа, не заложив на ней хотя бы продовольственного склада на случай других полярных экспедиций, к которым вдруг нагрянет беда.

После тяжелых взаимоотношений на «Св. Анне» это было вдвойне победой: она укрепила веру Альбанова в неразрывную связь людей. Помощь, пришедшая через двадцать лет! Рука единомышленника, протянутая через десятилетия!

И вообще, надо сказать, что у английского полярного исследователя Фредерика Джексона была счастливая судьба и легкая рука. Может быть, он не очень многого достиг как ученый, хотя заслуги его в исследовании Земли Франца-Иосифа несомненны, но, сам того, может, не подозревая, он совершил в Арктике много других больших дел: в 1894 году на этом же мысе Флора он встретил возвращающегося от полюса Нансена — еще неизвестно, чем бы кончилась эта дорога для Нансена, если бы не эта встреча (кстати, один из открытых им островов Земли Франца-Иосифа Нансен назвал именем Джексона), — и вот через двадцать лет на этом же самом мысе он спас Альбанова с Конрадом. Впрочем, еще раньше, когда они наконец только что вышли на неизвестную землю, они наткнулись на сложенный Джексоном гурий из камней, а в нем нашли записку, которая разъясняла их местонахождение. База Джексона спасла не только их, но и всех оставшихся в живых из экспедиции лейтенанта Г. Я. Седова, дав их кораблю топливо, а те, в свою очередь, во второй раз спасли Альбанова с Конрадом. А до этого, еще в самом начале похода, Альбанову помог Нансен своим мужественным примером, своей книгой «Среди льдов и во мраке полярной ночи», картой-наброском в этой книге.