Читать книгу "Кельты анфас и в профиль - Анна Мурадова"

Началась ее история с того, что она стала женой царя Пратсотага или Прасутага, как называет его римский историк Тацит. После смерти мужа царица сама стала править икенами, и вот тут-то и начались большие неприятности. Покойный Пратсотаг перед смертью завещал свое царство римскому императору, полагая, что представители римской администрации будут на его стороне и поддержат двух его дочерей, которые, по замыслу царя, и должны были управлять его народом. Отметим тут же, что для бриттов, как и для других кельтов, сама мысль, что власть можно завещать дочерям, а не родственникам мужского пола, была вполне естественной и ни у кого из местных не вызывала вопросов. Римляне, видимо, не настолько либерально относившиеся к женщинам, власти дочерей правителя не признали. Они немедленно конфисковали земли у местной знати и жестоко поглумились над вдовой и дочерьми царя. Девушек изнасиловали, а саму Боудикку высекли плетьми. Такого обращения женщины не стерпели, и Боудикка возглавила восстание против римлян. Вот как Тацит рассказывает о ее пламенных речах:

«Боудикка, поместив на колеснице впереди себя дочерей, когда приближалась к тому или иному племени, восклицала, что британцы привыкли воевать под предводительством женщин, но теперь, рожденная от столь прославленных предков, она мстит не за потерянные царство и богатства, но как простая женщина за отнятую свободу, за свое избитое плетьми тело, за поруганное целомудрие дочерей. Разнузданность римлян дошла до того, что они не оставляют неоскверненным ни одного женского тела и не щадят ни старости, ни девственности. Но боги покровительствуют справедливому мщению: истреблен легион, осмелившийся на битву; остальные римляне либо прячутся в лагерях, либо помышляют о бегстве. Они не выдержат даже топота и криков столь многих тысяч, не то что их натиска и ударов. И если британцы подумают, сколь могучи их вооруженные силы и за что они идут в бой, они убедятся, что в этом сражении нужно победить или пасть. Так решила для себя женщина; пусть же мужчины цепляются за жизнь, чтобы прозябать в рабстве» (Тацит, Анналы, 35).

Разумеется, после такого обращения мужчины хватались за оружие. К тому же Боудикка обращалась не только к простым смертным, но и к местной богине Андрасте. По мнению историков, для современников это могло означать, что царица и богиня — это два воплощения одной сущности. По описаниям античных историков эта женщина производила сильное впечатление: высокий рост, громкий голос, устрашающий облик, густые ярко-рыжие волосы, достигавшие бедер, — чем не богиня войны? Захватывая римские города, бритты мстили, зверски издеваясь над римскими женщинами, платя за унижение предводительницы, в потом совершали жертвоприношения богине Андрасте. Однако через некоторое время восстание было подавлено, а Боудикка приняла яд, чтобы не сдаваться на милость победителям, которые уж точно бы не сделали с ней ничего хорошего.

Еще одна героическая бриттская женщина — это Картимандуя, царица бригантиев, самого многочисленного и могущественного племени во всей Британии. В 51 году она сумела захватить в плен царя Каратака, предводителя антиримского восстания, и передала его римлянам. Воинственная Картимандуя решила оставить своего мужа, царя Венутия. Венутий, между прочим, был не каким-нибудь рохлей-подкаблучником, а вполне себе могущественным правителем, который то опирался на римлян, то выступал против них. Но по причинам, которые нам остались неизвестными, царица предпочла мужу его же бывшего оруженосца Веллоката. Думаете, после этого она потеряла трон и все такое? Нет, все произошло с точностью до наоборот: Веллокат стал царем бригантиев!

Венутий, разумеется, оказался недоволен таким поворотом событий, в результате чего разгорелась гражданская война между двумя мужьями и заодно между сторонниками и противниками Рима. Большая часть бригантиев выбрала сторону Венутия. Тогда царица (а решения, по всей видимости, принимала в первую очередь она) призвала на помощь римские когорты, которые поддержали ее, но нанести окончательное поражение Венутию не смогли.

Кстати или нет, но вспомнился анекдот: к бензоколонке подъезжает большая черная машина, в ней — президент страны и его жена. Немолодой работник бензоколонки заправляет машину.

— Привет! — говорит ему жена президента.

— Это кто такой и откуда ты его знаешь? — удивляется президент.

Жена отвечает:

— Это мой бывший поклонник, я ходила с ним в кино до того, как встретила тебя.

За бензин уплачено, машина отъезжает.

— Ты сделала правильный выбор, дорогая, — рассуждает президент, — а то была бы женой работника бензоколонки!

— Нет, — уверенно отвечает его супруга, — если бы я его не бросила, он бы был президентом!

Примерно так и обстояли дела у древних бриттов.

Власть доставалась мужу царицы, и кто в данный момент являлся ее мужем, тот и считался царем. А кто будет мужем — решала она сама. И хотя бригантии были недовольны тем, как повела себя Картимандуя, они, по всей видимости, осуждали ее не за свободный выбор мужа, а за сговор с римлянами. Для древних бриттов, ирландцев, а возможно, и для остальных кельтов сама идея того, что королем можно стать, женившись на королеве, была вполне приемлемой, если не сказать — естественной.

Как считают специалисты по истории и мифологии кельтских народов, царица или королева считалась живым воплощением страны, которой она управляла, и стать ее мужем значило сочетаться мистическим браком с подвластной страной. Так что гражданская война за право быть супругом женщины-страны — вполне понятная ситуация. Но исторических примеров подобного рода немного. А вот в произведениях древнеирландскои литературы женщина-власть встречается не раз.

Самый яркий образ женщины-власти — это королева Медб, повелительница Коннахта, один из главных персонажей цикла ирландских саг под названием «Похищение быка из Куальнге». Легендарная королева — властная, своенравная, мудрая и безжалостная, по замыслу записавших эти легенды монахов, вроде бы должна вызывать осуждение (как-никак кровопролитную войну начала), но отчего-то вызывает восхищение. Возможно, до принятия христианства идеальная королева должна была быть похожей на Медб.

Интересно, что легендарная королева при всех своих боевых качествах не была эдаким «мужиком в юбке» (м-да, когда говоришь о кельтах, это выражение вообще теряет всякий смысл, но вы меня поняли). Она женственна, но это не покорная женственность, не трогательная беззащитность и не безропотное подчинение; это что-то другое: пьянящая сила, с которой можно слиться, но не присвоить себе. При этом такая женщина не потерпит рядом с собой мужчину-слабака. Вот как говорит об этом сама Медб:

«Если бы мой муж был боязливым, наш союз был бы неравным, ибо я сама бросаюсь в битву и поединки. Позор для жены, если она смелее собственного мужа, но нет позора, если они оба смелы».

Как пишет историк Григорий Бондаренко: «Имя королевы Медб можно было бы с определенной долей стилизации перевести на русский как «медвяная»… Конечно, речь здесь идет о пьянящем медовом напитке, известном в свое время и на Руси. Вероятно, имя королевы было связано с определенным ритуалом подношения медового напитка королю, ритуалом, включавшим также брачный союз короля с подносившей ему мед королевой-богиней».