Читать книгу "Хранители Грааля. Катары и альбигойцы - Елена Майорова"

Именно в стенах подобных школ протекала деятельность одного из наиболее выдающихся философов-вольнодумцев Средних веков — Пьера Абеляра. Он одним из первых понял, что не только жития святых, но и человеческая жизнь заслуживает интереса, и создал «Историю моих бедствий»[19]. Он описал крушение своей жизни, в чем духовенство усмотрело еретические идеи: возрастающее самосознание личности и хвалу человеческому, а не божественному разуму. Ставя человеческое сознание выше предания и мертвой догмы, Абеляр с уважением отзывался об античных философах, которые для него олицетворяли истинную мудрость и по своему нравственному благородству далеко превосходили представителей современного католического клира. Воззрения Абеляра дважды осуждались господствующей церковью как еретические.

Среди трубадуров встречались и люди скромного происхождения, лишенные сословных привилегий, и могущественные знатные сеньоры. Однако преобладали служилые рыцари, тесно связанные с аристократическими дворами — центрами новой куртуазной культуры. Часто, чтобы возвыситься из своего незаметного состояния, достаточно было цветисто прославлять господина и его супругу. Не важно, что сеньор тучен и осторожен в бою, а его жена криклива и глуповата, — в стихах трубадура господин — сам бог Марс, госпожа — Венера. Но даже такие стихи «на случай», раболепные подобострастные восхваления людей, от которых зависел стихотворец, возмущали косные умы. Блаженный Августин называл поэзию «вином заблуждений», а святой Иероним — «пищей демонов».

Многие считают практически установленным, что красивую сказку о Святом Граале выдумали, а может быть, всего лишь приукрасили трубадуры. Галантные певцы подчеркивали, что в числе оберегающих святыню должна присутствовать необыкновенная харизматическая женщина — Хранительница. Но, может быть, и эта сказка, как любая другая, содержит зерна истины? Ведь именно сказания об осаде Трои подсказали Шлиману, где искать место для раскопок.

В теплое время года трубадуры странствовали от одного именитого двора к другому. Те, кто мог себе это позволить, путешествовали в обществе жонглера, полуприятеля-полуслуги. Они навещали старых покровителей и искали более могущественных. Когда же погода портилась, трубадуры возвращались на родину, чтобы переждать непогоду и сочинить новые песни, ожидая весну и готовясь к следующему путешествию.

Не только придворные певцы, но и знатные сеньоры в прочувствованных строфах описывали свои переживания и надежды — так, тяжело заболев, герцог Гийом Аквитанский сочинил такие строки:

А я в содеянных грехах Пред всеми каюсь. Жалкий прах В молитвах и в простых словах Взываю ко Христу: прости!

Я ради наслаждений жил, Но Бог предел мне положил, А груз грехов, что я свершил, Мне тяжек стал в конце пути[20].

Любовная лирика в провансальской поэзии — это наряду с весенними запевами романсы — небольшие лирико-эпические произведения; любовные послания; альбы — утренние песни; серены (серенады) — песни вечерние. Любовь трубадуров явилась своего рода бунтом человеческих чувств против злобы, глупости, суеверия, невежества в мире, где сословие поглощало личность. Однако и в этой, казалось бы, частной, интимной сфере трубадуры ухитрялись согрешить против устоев католической церкви. Кощунственное использование религиозных образов и выражений рассматривалось как один из тяжких проступков. В произведениях вольнодумцев часто присутствовали святотатственные заявления: например, что дама лишится «райского блаженства» за отказ в «милостях любви»; или что ради любви избранницы поэт готов претерпеть «адские мучения». Чувство любви в стихах трубадуров ставилось выше интересов религии и часто бесцеремонно смешивалось с ними.

До наших дней дошла тенсона Марии де Вентадорн из знаменитого рода Тюреннов, в которой она, якобы споря с одним известным трубадуром, утверждает, что любовь — выше знатности.

Азалаида де Поркайраргес, родовитая лангедокская дама, в прелестном стихотворении «Вот и зимняя пора…» очень изысканно говорит о чувствах и тоже высказывает довольно смелую для своего времени мысль, что любовь и преданность дороже, чем знатность и богатство.

Донны — всех безумней донн, Если сердце им избрало Тех, кто властью облечен Выше скромного вассала.

Мысль Овидия проста: Власть и нежность — не чета. Я смеюсь над чванной донной, Только титулом плененной.

От такого заявления недалеко до отрицания иерархии церковной и — страшно подумать! — земной.

Безымянный монах из Монтаудона совершенно по-свойски обращался со священными понятиями: «Давеча я в рай ходил…» или «Я к Господу как-то попал…». В лирических порывах южных певцов постоянно прорывалось если не равнодушие, то, по крайней мере, непочтительное отношение к религии.

«Прекрасная Дама, мне кажется, я созерцаю Божество, когда вглядываюсь в твое прекрасное тело!» — восклицал трубадур Пейре Видаль.

Пейре Карденаль заявлял без всяких околичностей:

Хоть клирик ядовит И злобою смердит, А в пастыри глядит, — Он за одежды чтим.

Могло ли понравиться католическим священникам подобное кощунство?

Любовная лирика была основной, но не единственной темой творчества окситанских поэтов. В их произведениях присутствовали сирвенты — стихотворения на злобу дня, затрагивающие общественно-политические темы; тенсоны — поэтические столкновения мнений, спор с реальным или вымышленным собеседником по наболевшим вопросам. Своими сирвентами, плачами и тенсонами трубадуры охотно откликались на бурные события современности.