Читать книгу "Повседневная жизнь российских жандармов - Борис Григорьев"

Но финальный звонок гвардейского беспредела прозвучит значительно позже, когда запасной батальон лейб-гвардии Преображенского полка первым выступит на стороне Февральской революции 1917 года, а Гвардейский морской экипаж, еще до формального отрешения Николая II от престола, во главе со своим начальником великим князем Кириллом Владимировичем, будущим «императором в изгнании», прибудет строем к Таврическому дворцу и предоставит себя в распоряжение Временного правительства. Есть нечто символическое в том, как позорно со-шла с российской исторической арены императорская гвардия, начавшая свой славный боевой путь в качестве основной воинской и охранительной структуры самодержавия и бесславно закончившая его в качестве вооруженной силы революции, ниспровергнувшей самодержавие. Правда, цвет гвардии и ее лучшие кадровые полки, традиционно верные присяге, данной царю и Отечеству, к этому времени уже полегли в болотах во время неудачного наступления русских войск летом 1916 года на реке Стоход[18]. «Феминизация» самодержавной власти в России в XVIII веке привела к тому, что многочисленные дворцовые заговоры и перевороты, о которых речь шла выше, совершались, в сущности, по одной и той же нехитрой схеме. Очередная претендентка на российский престол устанавливала близкие, чаще всего любовные, отношения с обиженным сановником или офицером гвардии и через него оказывала влияние на гвардейцев, недовольных своим положением при дворе и засильем у трона всевозможных авантюристов и проходимцев из числа иностранцев (почти исключительно немцев). При этом в идеологической обработке гвардейцев широко использовалась их «верность» заветам Петра I, раны, нанесенные иностранцами национальному достоинству и чувству россиян, а также их неукротимая страсть к богатству и славе. Такие слова, как бальзам, смазывали грубые гвардейские души и воспламеняли их на подвиг во «славу отечества». Тем более что проникнутые духом военного товарищества и кастовости гвардейцы, несшие караульную службу при дворе и воочию наблюдавшие изнутри дворцовую жизнь со всеми ее интригами, развратом и склоками, уже давно утратили какие-либо иллюзии о божественном происхождении царской власти.

В такой ситуации кому как не красивой женщине с ее врожденным искусством обольщения мужчин самой природой было предназначено направить праведный гнев и недовольство гвардейцев-усачей в нужное ей русло и с их помощью взять верховную власть в стране в свои нежные, но властные руки?

Скрипач из Голштинии, женатый на Тартюфе в юбке, и их бедный сын

Правивший Россией с 25 декабря 1761-го по 28 июня 1762 года Петр III интересен для нашего исследования лишь в одном аспекте: его остром конфликте с гвардией, приведшем вскоре к его свержению с трона и насильственной смерти. Конфликт этот начался с того, что он сразу же ликвидировал «лейб-компанию» — знаменитую роту Преображенского полка, которая возвела на престол его тетку Елизавету Петровну и которая с развернутым штандартом участвовала в ее похоронах 25 декабря 1761 года. В подписанном им 18 февраля 1762 года Манифесте «О даровании вольности и свободы всему российскому дворянству» был включен пункт, непосредственно касавшийся гвардейских полков. В гвардию теперь принимали не только дворян, но и простолюдинов с определенными внешними данными: обязательно высокого роста, в Преображенский полк — только шатенов, в Семеновский — блондинов.

Гвардия вообще была для Петра III бельмом на глазу. Как писал в своих «Записках о Петре III, императоре Всероссийском» историк Штелин, «…еще будучи великим князем, называл он янычарами гвардейских солдат… и говорил: они только блокируют резиденцию, не способны ни к какому труду, ни к военным экспедициям и всегда опасны для правительства». Не так уж далек был от истины этот несчастный и, в общем-то, беспечный голштинец, увлекавшийся игрой на скрипке и в солдатики!

В. О. Ключевский по этому поводу замечает: «Руководимый своими вкусами и страхами, он окружил себя обществом, какого не видели даже при Петре I, столь неразборчивом в этом отношении, создал себе собственный мирок, в котором и старался укрыться от страшной ему России. Он завел особую голштинную гвардию из всякого международного сброда, но только не из русских подданных: то были большею частию сержанты и капралы прусской армии, сволочь, по выражению княгини Дашковой, состоявшая из сыновей немецких сапожников. Считая для себя образцом армию Фридриха II, Петр старался усвоить себе манеры и привычки прусского солдата, начал выкуривать непомерное количество табаку и выпивал непосильное множество бутылок пива, думал, что без этого нельзя стать „настоящим бравым офицером“… На беду, император чувствовал влечение к игре на скрипке, считая себя совершенно серьезно виртуозом…»

Все это вызвало вначале смутное раздражение гвардии — этой, по словам В. О. Ключевского, «щекотливой и самоуверенной части русского общества», которое вскоре переросло в скрытую ненависть и открытое неповиновение. Чашу терпения гвардии переполнила последняя капля, когда старый просторный темно-зеленый кафтан, введенный в русской гвардии еще Петром I, был заменен на узенький прусский мундир и отдан был приказ готовить армию в союзе с Пруссией к походу на Данию, некогда захватившую Шлезвиг у его родного Голштинского герцогства. Гвардейцы не без оснований опасались также, что «голштинский скрипач» вскоре осуществит на практике угрозу, высказанную еще временщиком Бироном, грозившим раскассировать русскую гвардию по армейским полкам и тем самым положить конец существованию ее как привилегированного рода войск, приближенного ко двору. Этими неразумными действиями импульсивного и непредсказуемого Петра III были созданы все необходимые социально-политические предпосылки для заговора, и он не заставил себя долго ждать.

Его главным организатором, душой и мозгом была супруга Петра III Екатерина Алексеевна, которая, тем не менее, старалась держаться в тени внешне более активных исполнителей ее тайных замыслов: воспитателя ее сына великого князя Павла — графа Н. И. Панина, гвардейцев братьев Григория, Алексея и Федора Орловых и княгини Е. Р. Дашковой. В своих «Записках», опубликованных в России только в 1906 году, а до этого изданных за границей в 1858 году А. И. Герценом, Екатерина II пишет о том, что первый подход к ней с предложением о совершении переворота был сделан от лица гвардии мужем княгини Дашковой вице-полковником лейб-гвардии Кирасирского полка, князем Михаилом-Кондратием Ивановичем Дашковым еще в декабре 1761 года: «При самой кончине Государыни императрицы Елисаветы Петровны прислал ко мне князь Михаил Иванович Дашков, тогдашний капитан гвардии, сказать: „Повели, мы тебя взведем на престол“. Я приказала ему сказать: „Бога ради, не начинайте вздор; что Бог захочет, то и будет, а ваше предприятие есть ранневременная и не созрелая вещь“. К князю Дашкову же езжали и в дружбе и согласии находились все те, кои потом имели участие в моем восшествии, яко то: трое Орловых, пятеро капитаны полку Измайловского и прочие…»