Читать книгу "Эпоха рыцарства в истории Англии - Артур Брайант"

Первой заботой Эдуарда было стать хозяином в собственном доме. Не опасаясь феодальной знати, он, в отличие от отца и деда, не пытался противопоставить себя ей. Большинство из магнатов[65] были его возраста или моложе, сражались под его командованием против валлийцев и де Монфора, или же принимали участие в сирийской кампании. В жилах четырех из одиннадцати графов текла королевская кровь: это его брат, Эдмунд «Горбун» граф Ланкастера, Дерби и Лестера; кузен Эдмунд граф Корнуолла – сын последнего короля Римлян – управлявший юго-западными землями от Экзетера до Ленде Энда; его зять Джон Бретонский граф Ричмонда; и дядя Вильгельм де Валенс граф Пемброка. Из семи других только Джон де Уоррен, граф Суррея и Суссекса, был старше Эдуарда. Несколькими годами ранее Уоррен фигурировал в драматическом эпизоде, когда его слуги напали и ранили противников своего господина в Вестминстер-холле. Эдуард преследовал Уоррена до замка в Рейгете, угрожал осадой и заставил его предстать перед судьями своего отца, которые взыскали с того огромную сумму в 10000 марок (что сейчас составляет примерно четверть миллиона) за нанесение оскорбления королевскому общественному порядку. Однако несмотря на то, что Уоррен был яростным защитником своих феодальных прав и обладал вспыльчивым характером, он не питал злобы к своему новому сюзерену, на стороне которого сражался при Льюисе и Ившеме. Близкими друзьями Эдуарда также были Вильгельм Бошам, граф Уорика, Генрих де Ласи младший, граф Линкольна и Солсбери, Роберт де Вер, граф Оксфорда, чьи поместья, благодаря парадоксальной феодальной системе Англии, находились главным образом в Эссексе. Самым могущественным из всех был тридцатилетний маркграф, Гилберт де Клэр, граф Глостера, который поставлял на службу короне более 450 рыцарей, владелец двадцати двух английских графств и «хозяин земли Моргана» в южном Уэльсе, где у него было собственное казначейство, большая государственная печать, суды, канцлер и шерифы. Этот надменный, импульсивный, рыжий воин, правнук Вильгельма Маршала, дважды переходил из одного лагеря в другой во время гражданских войн. Но Эдуард знал, как обращаться с ним, и именно Гилберт де Клэр первым объявил о вступлении на престол нового короля и поздравил его с возвращением в свое королевство.

Только два молодых графа, Роджер Биго, граф Норфолка, наследный маршал[66], и Хамфри де Боэн, граф Херефорда, констебль, держались в стороне от королевского окружения. Они одни хранили древние баронские традиции независимости и, от случая к случаю, вставали в оппозицию короне. Остальные графские роды либо пресеклись, либо находились в состоянии неопределенности. Самый великий из них, Честер, был в руках короля после смерти последнего представителя династии Гуго Авраншского в 1237 году [67].

Эдуард чувствовал себя как дома в этой компании баронов. Их вместе почитали, они вместе росли, соперничали, боролись. Несмотря на свой деловой склад ума, он прежде всего был продуктом рыцарского, аристократического общества. Более всего король был счастлив на рыцарском турнире, на охоте в лесах или с соколом в долинах рек, пируя в замке или в охотничьем домике, слушая менестрелей и арфистов, певших романтические баллады о сражениях, куртуазной любви, которые с возвращением цивилизации стали основной «пищей» грубых воинов-феодалов, завоевавших старые римские или легендарные земли западной Европы. Эдуард любил легенды о короле Артуре и его рыцарях, которые аристократия Англии и Франции переняла у кельтских бардов Бретани, Уэльса и Корнуолла. Сам он считал, что происходит от Брута Троянского[68] и других легендарных паладинов древности. Вместе с Гилбертом Глостерским Эдуард учредил Круглые Столы по образцу артуровых, за которыми, по особым случаям, лорды королевства, красные и помятые после турниров, сидели на пирах, подражая обычаям Камелота.

Хотя Эдуард был на равной ноге со своими графами, гостил в их замках и вместе с ними участвовал в турнирах, охотах и пирах, у него не было среди них фаворитов. Его близкими друзьями были люди знатного происхождения, но не обладавшие большой властью. Именно им Эдуард научился доверять еще в дни своей опасной юности. Они происходили из разных мест, от Рейна до Ирландского пролива: это, например, бургундец Отто де Грансон, Жоффруа де Женевиль из Вокулера в Шампани, Роберт Тибтот или Типтофт, который удержал во время гражданской войны Бристоль для Эдуарда и был свидетелем при составлении его завещания в Акре; Томас де Клэр – брат графа Глостера, – который вместе с ним спасался бегством из Херефорда перед битвой при Ившеме. Король назначал их сенешалями и констеблями в своих английских, французских, уэльских и ирландских владениях, в судебные комиссии и в посольства при иностранных дворах. И в Совете и на поле битвы один или несколько из его друзей всегда были рядом с королем.

Еще более важную роль в управлении королевством играли крупные клерки или клирики государственных учреждений, родом из королевской семьи или придворной знати. К канцелярии и казначейству, уже существовавших во времена англосаксов и нормандцев, анжуйские короли прибавили «Гардероб», или управление королевским имуществом, который в течение века развился из королевской гардеробной в важный финансовый и административный орган. Хотя некоторые из чиновников, особенно старого казначейства, были назначены на наследственные должности, функции которых они исполняли в качестве заместителей, ответственность перед обществом, традиции и полуколлегиальное устройство учреждений обусловили их личную преданность короне. Как и раньше, большинство из них были церковнослужителями, но некоторые принадлежали к приобретающему вес энергичному классу рыцарей графств. В своих комнатах в Вестминстере или в повозках, следующих за вечно находящимся в разъездах двором, заваленных чернилами и зеленым воском, бирками[69], свитками и казначейскими сундуками, эти люди являлись профессиональными гражданскими чиновниками, готовыми исполнять свои обязанности даже в отсутствие короля или во время гражданских войн. Опыт и государственное мышление сделали их силой, приносящей стабильность Английскому государству, а также неизменными хранителями его административных традиций – более сильных в то время в Британии, нежели в других западных странах.