Читать книгу "Охотник на вундерваффе - Владислав Морозов"

То, что у нас тогда почему-то принимали за демократию (то есть фактически вседозволенность и беспредел), явно разлагающе действовало на мозги, да и материальный фактор здесь присутствовал уж слишком откровенно. Именно поэтому журналисты писали и снимали в основном слезливую лабуду о том, как им жалко не только местное население (то есть родичей местных террористов), но и самих бандюков (их тогда именовали «борцами за свободу» и «повстанцами»), о «мерзости и подлости прогнившей кремлевской власти» и «тысячах сгоревших танков». Подливали масла в огонь и разные маразматические престарелые педики и шизофренички, в одночасье вдруг превратившиеся в «правозащитников»…

Интересно, откуда эти «акулы пера» тогда насчитали там столько подбитых танков? Чуть позже я прочитал в серьезных, выходивших микроскопическими тиражами изданиях вполне реальные цифры наших потерь, хорошо стыковавшиеся с тем, что я видел там лично, с декабря 1994 по конец февраля 1995-го по всей Чечне (а не только в Грозном) – 225 единиц подбитой бронетехники, в том числе всего 62 танка. Не так уж мало, по меркам той же Великой Отечественной довольно незначительные цифры, но тысячи-то откуда? Побойтесь бога… Но ведь не боялись ни бога, ни черта, ни собственной совести.

И никто тогда не говорил и не писал про частично выгнанное прочь, а частично вообще вырезанное еще до осени 1994-го тамошнее русскоязычное население или про то, что было бы, если бы вся эта погань поперла за пределы Ичкерии и Северного Кавказа (не в виде отдельных диверсионных групп Басаева и Радуева, а массово). Ведь они тогда всю Россию кровью бы залили по самую маковку. Но в те времена это было никому не интересно. Мексиканские и бразильские сериалы привлекали явно больше внимания, чем душераздирающие сводки с театра боевых действий…

Ну так вот, хоть мы там и успели насмотреться всякого на всю оставшуюся жизнь, стрелять мне на той войне пришлось всего раза три и ни разу при этом не удалось куда-нибудь попасть или расстрелять хотя бы один рожок из выданного мне «АК-74». Интересно, что при отправке на «контртеррористическую операцию» мне почему-то достался почти новый автомат гэдэ-эровского производства, похоже, из числа оружия, привезенного из-за бугра «героями-гвардейцами» из 64-го танкового…

Вообще все наши тамошние «постреляшки» были какими-то будничными и несерьезными. Там зимы мягкие, но оттого противные до омерзения, вроде бы вокруг и холодно, но снега почти нет и под ногами и под гусеницами все время клейкая грязища хлюпает.

Спали мы где придется, не раздеваясь. И обычно только ляжешь спать, как был, в бушлате и ушанке, с автоматом в обнимку – и где-то в стороне от нас вдруг начинают палить (в нашу сторону на моей памяти стреляли всего один раз, да и то, похоже, случайно). Сразу кругом тревога, шухер, начинают пускать осветительные ракеты и лупить из чего попало во все стороны. Мы, естественно, тоже вскакивали, занимали оборону и начинали стрелять, целясь по чужим вспышкам или трассерам. И заканчивалось все тоже одинаково – на шум обычно прибегал разбуженный офицер или прапор и, перекрикивая автоматный огонь (таких заковыристых выражений я больше никогда в жизни не слышал ни до того, ни после), оравший, чтобы «гребаные ушлепки» (то есть мы) немедленно прекратили огонь.

Собственно, вот и вся моя война. Слава богу, что из нас там тогда никого не убило и не ранило, но все-таки чуток пострадать от войны пришлось.

Четверо бойцов, в том числе и я грешный, во время этой короткой командировки очень качественно простудились. Учитывая условия, в которых мы там были, это совершенно не удивительно. В общем, я заработали серьезное воспаление легких с высокой температурой и прочим.

Поскольку аспирином и добрым словом такое в полевых условиях не лечится, нас четверых отправили в окружной госпиталь, аж в Самару. Нашим родителям это, видимо, сильно прибавило седых волос. Они чуть не померли от ужаса, узнав, что нас отправили в окружной госпиталь, да еще самолетом, им-то было точно известно, где мы в тот момент находились. Естественно, они подумали, что нас там переранило или еще чего похуже…

Надо сказать, что пролечили нас качественно, все-таки военная медицина – это что-то.

Ну, а пока мы валялись в госпитале с разными там хрипами в легких, остальные наши наконец вернулись из Чечни в родной гарнизон, и там на них почти сразу же неожиданно свалился приказ Министра обороны о расформировании 64-го гвардейского танкового полка, а с ним заодно и нашего, 115-го учебного. Так сказать, в рамках «дальнейшей оптимизации и односторонних сокращений». Тогда, да и позже такие ОШМП (организационно-штабные мероприятия) были у московских «паркетных военачальников» любимым занятием.

Ну, а нас, четверых, видимо, для того чтобы с нами больше не возиться, почему-то решили просто комиссовать по состоянию здоровья прямо из госпиталя. Так что в нашу часть мы уже больше не попали и поехали из госпиталя прямо по домам.

В общем, я и сам не знаю, как считать эту мою службу. Вроде в октябре ушел, а уже в мае вернулся, почти здоровый, только сильно отощавший. Всего-то полгода, несерьезно даже по нынешним временам. Причем в моем военном билете факт моей армейской службы зафиксировали так хитро, что теперь невозможно сразу понять, служил я вообще или нет. Тем более что через полгода наш райвоенком, полковник Клебанов, который мне этот самый военный билет выписывал, вообще сел в тюрягу, как видно, вовремя не поделившись с кем надо. Если кто не помнит, в те времена отмазка от срочной службы была бизнесом весьма доходным…

В общем, я про свою армейскую службу предпочитаю помалкивать, тем более что от тех времен уже почти ничего не осталось. Даже в плане материальных свидетельств. Вот как-то недавно вдруг решил посмотреть в Интернете спутниковые снимки района нашей Балашлеевки, так там, как выяснилось, даже зданий и бараков не осталось – на месте бывшего нашего гарнизона одно голое поле. Эх, да чего теперь вспоминать…

Однако даже меня с этим самым, невеликим, реальным опытом сама возможность попадания на войну, честно говоря, привела в оторопь. Как повели бы себя другие на моем месте – не знаю и не хочу загадывать. Да и не о других речь.

Нет, то есть я действительно никогда не хотел оказаться на Великой Отечественной, ни за какие коврижки. Поскольку для меня лично там всегда все было более-менее просто и ясно – и кто в кого стрелял, и кто за что (и за кого) воевал. С чисто исследовательской точки зрения мне куда уместнее было бы побывать, например, в 1960-х. Исторические исследования без разнообразной стрельбы и необходимости кого-то убивать всегда привлекали меня несколько больше, чем похождения в стиле ранних произведений Э. Хемингуэя. А 1960-е или, скажем, конец 1950-х всегда привлекали мое внимание. Ведь сколько живу, столько пытаюсь понять, как это люди из вроде бы «восторженного поколения», задумавшие и устроившие тот невиданный цивилизационный взлет, через каких-то двадцать лет вот так, запросто, спустили свою страну и свои недавние дела в нужник. У родителей об этом спрашивать бесполезно – они в начале 1960-х еще довольно мелкими были, а прочие очевидцы сплошь и рядом врут. Тут без осмотра на месте и поллитры не разобраться…