Читать книгу "Линейный крейсер "Михаил Фрунзе" - Владимир Коваленко"

Даже капиталисты «покраснели», прикрылись фиговым листком прогресса: большинство предприятий Норфолка предоставило долю в прибылях трудовому коллективу. Ценным сотрудникам – акции, профсоюзу – право голоса. Вес этого голоса не стоит переоценивать, он нигде не перевешивает двадцати процентов, но важно ли это, если странам важней дружить, чем враждовать? СССР отмечает положительную динамику социальной справедливости в США, прогрессивную тенденцию, которая дает американскому обществу шанс перейти от капиталистической модели общества к социалистической без великих потрясений, что выпали на долю России. Будь отношения держав прохладней, о тех же акциях в руках рабочих говорили бы как о взятке, жалкой подачке трудящемуся классу с барского стола.

То же и со стороны Америки: советскую народную, государственную собственность можно счесть чем-то по-марсиански чуждым капиталистическому миру, а можно -одной громадной корпорацией. И уверять, что русские со временем сами придут к выводу, что монополии – плохо: США, мол, этот урок выучили.

Так что профсоюзы Норфолка за русский контракт готовы рвать глотки не хуже, чем капиталисты. Закон их не сдерживает: слишком часто он загонял рабочие организации в подполье, как бомбардировщик – подводную лодку на глубину.

Даже во всплывшем состоянии у профсоюзов остается подводная часть, которая может многое. Например, узнать, что кое-кто очень хочет подставить Советы. Хороших парней, которые обеспечивают стабильный поток заказов. Как их не предупредить?

Дурные новости принесла Вирджиния. Сказала, что простых краснофлотцев трогать не будут. Они без сопровождающих почти не ходят, и всегда – группами. Что с ними напровоцируешь? Драку? И кого в портовом городе удивишь очередной моряцкой потасовкой? Те же англичане машут кулаками чуть не каждый день.

Командир – цель гораздо более завидная, да еще и одиночная. Подставлять будут не под драку или даже убийство, кого в Америке удивишь пистолетной пальбой после лихих бутлегерских лет? Либо изнасилование, либо, вариант полегче, супружеская измена. Несколько скандалов подряд могут сильно повредить и репутации СССР, и интересам его постоянных деловых партнеров.

– Странное дело, – говорит Вирджиния. – На меня вдруг внезапно свалилась давняя знакомая. Сто лет ее не видно, не слышно, а тут раз! Как чертик из коробочки. Наехала, как фараон на бутлегера: устрой да устрой ей знакомство с советским русским офицером. Я тогда поняла, что чувствует человек, которого переезжает автомобиль… причем раз пять подряд. Да-да, так и сказала: «офицера». Хотя все вы «командиры»… Потому у вас и нет звания «коммандер», так?

Если бы этим и ограничилось!

Увы, с неделю назад американский инженер, что проверял последние поставки из Питсбурга, вышел на советскую приемку.

– Говорит Уэрта-младший, – прозвучало в трубке. -Опять дерьмо: сталь не той марки. Результаты испытаний доставлю лично. Готовим рекламацию?

Для него качество работ – дело фамильной репутации. Предок Уэрты тут, в Норфолке, участвовал в постройке первого в мире броненосца. Его отец спустил на воду первый авианосец. Младший пока набивает руку на модернизациях – и он хорош… Для него сорвать сроки – разрушить столетнюю традицию.

Для советских специалистов срыв поставок – саботаж. Они верят, что у каждой ошибки есть имя, фамилия – и политическая позиция.

Так или иначе, уменьшение носового бульба до более вменяемых размеров задерживается, а Москва торопит, корабль срочно нужен на Черном море. Нужно выигрывать время, но за счет чего? Переборка машин? Пришли подшипники не того размера. Усиление бронирования крыш башен? Можно бы поднажать, но к здоровенным болтам, которыми нужно крепить новые плиты, поставлены гайки не того размера.

Вместе – не случайная ошибка, не мелкий враг, что поигрался с накладными в конторе одного поставщика. Или у противника очень интересная должность, что позволяет манипулировать поставками от разных предприятий, или целая организация, тогда будут новые провокации.

Пришлось цепляться за все ниточки, что могут вывести на заговор. Знакомая Вирджинии показалась одной из них, и вот целый начсвязи сидит, слушает, временами кивает… Ну как и впрямь – любительница экзотики, что считает, что русские коммунисты во всех отношениях особенные?

Блондинка поначалу улыбается: сперва искренне, и, как ей, наверное, кажется, завлекающе. Потом натянуто. Потом совсем скучнеет. Кап-три в основном молчит. Бросает короткие фразы, в ответ звучит торопливая скороговорка, уже на грани плача. Да ей уже хочется рыдать в плечо кап-три, только он не разрешает!

Наконец, Ренгартен встал, подал даме руку, проводил до авто.

Вирджиния бросила короткий взгляд в окно, кивнула. Машина своя, в ней говорить можно.

– Жаль, – сказала она, – что я не смогу хотя бы наблюдать основной разговор. У вашего начальника связи есть чему поучиться.

– Расскажет, – утешил ее Патрилос. – И сам Иван Иванович, и ваш водитель…

– Водитель за перегородкой, приучен разговоры клиентов не подслушивать. В том числе, примером тех, кто рискнул нарушить правила.

Они не отделались штрафами или увольнением, настолько местную кухню помполит знает. Ограничился ли урок хорошими побоями или дошло до классического бетонирования ног, зависит от того, что им довелось услыхать.

Оставалось ждать возвращения начсвязи. Вирджиния извлекла из сумочки карандаш и большой блокнот – и как только влез? Быстрые штрихи – и вот на листе вид барной стойки, переплетение фигур в черном, изломы ног и локтей. Шеи – одни болтаются в воротниках, другие их распирают, третьих и нет совсем и из стойки кителя сразу торчат затылки… Ни одного лица, но первый лейтенант слева явно на что-то жалуется товарищу, которому скучно слушать излияние, но – терпит. В середине – спор, о технике, о политике, о бабах – разве угадаешь? Коммандер справа явно кого-то ждет, рука поигрывает соломинкой из коктейля.

Ни одного лица не нарисовано – а сколько характеров!

Смотреть, как рисунок понемногу проявляется на бумаге, было интересно – настолько, что Яннис пропустил момент, когда кап-три Ренгартен миновал прозрачные двери.

Вот он уже рядом – фуражка словно сама собой перепорхнула с головы под локоть, рука пригладила снежно-седой ежик.

Подсел. Заметил блокнот.

– Вирджиния, я тоже немного умею рисовать. Позволите?

Целящийся взгляд художника, те же короткие движения,

но на очередном листе блокнота вместо жанровой сценки появляются иероглифы.

Вероятно – имена, адреса, явки. По китаянке этого не скажешь. Если посмотреть со стороны – она с легким скепсисом изучает мазню коллеги-любителя. Не выдержала, отобрала рисунок, что-то правит… тоже теми картинками, которые рисуют в столбик.

– Вирджиния! – возмутился кап-три, но сразу понизил голос. – Я знаю, у тебя весь Норфолк ест с рук и мурлычет.

Та кивнула. Мурлычет – мягко сказано, для столика в ресторане. По команде выпускает когти – так будет точней.