Читать книгу "Хозяева Земли. Социальное завоевание планеты человечеством - Эдвард Уилсон"

Тенденция образовывать группы (а затем отдавать предпочтение членам своей) настолько сильна и универсальна, что невозможно не заметить на ней клеймо инстинкта. Можно возразить, что предпочтение «своих» обусловлено тем, что ребенка с детства учат держаться вместе со своей семьей и играть с соседскими детьми. Но даже если этот ранний опыт и играет определенную роль, он служит лишь примером того, что психологи называют подготовленным научением — врожденной предрасположенностью к быстрому и полноценному овладению каким-то конкретным навыком. Если предрасположенность к предпочтению своей группы характеризуется всеми этими признаками, она, скорее всего, передается по наследству, а если так, можно с уверенностью предполагать, что она возникла в эволюции путем естественного отбора. В репертуаре человеческих навыков яркими примерами подготовленного научения служат также овладение языком, избегание инцеста и приобретение фобий.

Если групповое поведение действительно является инстинктом, выражающимся в наследуемом подготовленном научении, то его проявления должны быть заметны у самых маленьких детей. И действительно, когнитивные психологи описали именно такой феномен. Новорожденные младенцы наиболее чувствительны к первым услышанным звукам, к лицу матери, к звучанию родного языка. Чуть позже они охотнее следят глазами за теми людьми, которые раньше говорили при них на их родном языке. Дошкольники предпочитают дружить со сверстниками, которые говорят на том же языке, что и они сами. Такой избирательный подход проявляется задолго до того, как ребенок понимает значение сказанного, и не исчезает даже в тех случаях, когда он полностью постигает смысл речи на неродном языке.

На более высоком уровне стихийная склонность образовывать группы и получать глубокое удовлетворение от принадлежности к своей легко перерастает в межплеменную вражду. Люди вообще склонны к этноцентризму. Печально, но факт: люди предпочитают общаться с представителями своей расы, нации, клана или религии, даже если общение с «чужаками» ничем не осложнено и ничем им не грозит. «Своим» доверяют, со «своими» проще иметь дело на работе и приятнее расслабляться в свободное время, именно среди «своих» люди чаще всего выбирают себе супругов. Новость о том, что «чужаки» ведут себя нечестно или пользуются незаслуженными благами, тут же вызывает вспышку праведного гнева. А как быстро разгорается ненависть при посягательстве на свою территорию или ресурсы! Литература и история пестрят примерами того, к чему может привести межплеменная вражда. Возьмем, например, следующий отрывок из Ветхого Завета[5]:

«И перехватили Галаадитяне переправу чрез Иордан от Ефремлян, и когда кто из уцелевших Ефремлян говорил: „позвольте мне переправиться“, то жители Галаадские говорили ему: не Ефремлянин ли ты? Он говорил: нет. Они говорили ему „скажи: шибболет“, а он говорил: „сибболет“, и не мог иначе выговорить. Тогда они, взяв его, закололи у переправы чрез Иордан. И пало в то время из Ефремлян сорок две тысячи».

Когда в экспериментах черным и белым американцам на очень короткое время показывали фотографии людей другой расы, у них мгновенно активировался в мозгу центр страха и гнева — амигдала, или, по-другому, миндалина, и это происходило так быстро и прицельно, что мозговые центры, ответственные за сознательный контроль, просто не успевали зарегистрировать эту реакцию. Испытуемый, в сущности, был не властен над собой. С другой стороны, когда им показывали ту же фотографию в определенном контексте — например, приближающийся чернокожий американец оказывался врачом, а белый — его пациентом, — включавшиеся в мозгу передняя поясная извилина и некоторые части лимбической системы — зоны, связанные с центрами обучения, — успешно «гасили» сигнал от миндалины.

Таким образом, разные отделы мозга, эволюционируя под давлением группового отбора, привели к появлению группового эгоизма. Они опосредуют жестко запрограммированную врожденную склонность принижать «чужих» или, напротив, подавляют ее неподконтрольные моментальные проявления. В удовольствии от жестоких боксерских матчей или фильмов про войну нет или почти нет привкуса вины, если их восприятие определяется только миндалиной (и если в конце «враги», ко всеобщей радости, стерты с лица земли).

8. Война — наследственное проклятье человечества

«История — это кровавый чан», — писал в 1906 году Уильям Джемс[6] в своем эссе «Моральный эквивалент войны» — пожалуй, лучшем антивоенном произведении из когда-либо написанных. «В наше время война обходится так дорого, — продолжает он, — что мы чувствуем, что торговать было бы выгоднее, чем грабить, однако современный человек в полной мере унаследовал от предков неуживчивость и жажду славы. Сколько ни показывай ему иррациональность и ужасы войны, толку — ноль. Именно ужасы его и притягивают. Война — вот настоящая жизнь, жизнь in extremis[7]; только лишь военный налог люди платят без лишних раздумий, как мы видим на примере бюджета всех без исключения стран».

В контексте современной биологии можно смело утверждать, что наша врожденная кровожадность — следствие принципа «свои против чужих», сделавшего нас такими, какие мы есть. В доисторическую эпоху групповой отбор подхватил гоминид, ставших территориальными хищниками, и поднял их до головокружительных высот солидарности, гениальности и предприимчивости. А также страха. Каждое племя знало наверняка, что, если оно не будет вооружено и готово к бою, само существование племени будет поставлено под угрозу. На протяжении всей истории человечества технический прогресс по большей части был направлен именно на разработку средств ведения войны. В наше время календари разных стран пестрят красными днями, когда празднуют победы и поминают погибших. Эмоциональный призыв к смертельной схватке — лучший способ заручиться общественной поддержкой, ведь тогда бал правит миндалина. Мы «боремся» с раком, «сражаемся» с нефтяными разливами, «объявляем беспощадную войну» инфляции. Там, где есть противник, одушевленный или неодушевленный, должна быть и победа. Нужно одолеть врага на передовой, чего бы это ни стоило тылу.

Для развязывания настоящей войны годится любой предлог, если есть угроза безопасности племени. Воспоминания о прошлых кошмарах никого не останавливают. С апреля по июнь 1994 г. в Руанде убийцы, принадлежавшие к народности хуту, систематически истребляли тутси — представителей этнического меньшинства, составлявших в то время правящую верхушку. За сто дней непрерывной резни и стрельбы погибли 800 000 человек, в основном тутси. Население Руанды сократилась на 10 %. Когда наконец бойню удалось остановить, 2 млн хуту покинули страну, опасаясь возмездия. У этой кровавой истории были определенные политические и социальные причины, но все они коренились в одном — Руанда была самой перенаселенной африканской страной. При неуклонном демографическом росте количество пахотных земель на душу населения стремительно сокращалось. Суть кровавого конфликта сводилась к тому, какое племя будет контролировать всю землю целиком.