Читать книгу "Выжить с волками - Миша Дефонсека"

Сначала я шла вдоль реки, но мне казалось, что она течет не туда, куда надо, а так как я была маленькой девочкой, то не хотела встречаться с людьми и вызывать подозрения. Я была очень голодной и все время думала о том, как добыть еду. Увидев небольшую кучку людей под козырьком церкви, я нашла способ получить хоть что-то. Множество людей протягивали руки к тем, кто выходил из церкви… Я никогда не видела нищих, но слабо верила в то, что они так уж нуждались. Они были бедными, среди них была даже женщина с младенцем.

Приблизившись к ним, я увидела, что они подбирают монетки, деньги, то, что ни имело никакой ценности ни для меня, ни для моего желудка.

Я не чувствовала себя способной войти в лавку и попросить что-нибудь в обмен на монеты. Прохожие не удивлялись, видя меня здесь, но я все еще была в Бельгии и боялась, что меня схватят и вернут к Вираго.

Я устроилась под козырьком, недалеко от остальных, и, как они, протянула руку. В конце концов на меня посмотрела одна женщина. Она собралась дать мне монетку, но я поднесла руку ко рту, показывая, что мне нужна еда, а не деньги. Она поняла, так как пошла в булочную на другой стороне площади и принесла сдобу с маслом.

Я съела хлеб прямо перед ней. Не знаю, можно ли было найти настоящее масло в то голодное время, но эта булка была настоящим лакомством.

— Ты, наверное, хочешь кушать?

Я не ответила. Я решила вообще не разговаривать.

Эта женщина была доброй, но она не слишком забеспокоилась, увидев ребенка моего возраста просящим в одиночестве милостыню. Я быстро поняла, что люди не обращают внимания на чужое горе, даже на несчастных детей. В те времена ребенок не занимал «положение короля». Впрочем, если бы она попыталась взять меня за руку, чтобы куда-нибудь отвести, я все равно убежала бы. Она ушла, радуясь хорошему поступку, после того, как я доела последний кусочек.

Я еще посидела немножко, наблюдая за человеком в небольшой деревянной тележке. У него не было ног, и он передвигался при помощи рук. Так как люди, судя по всему, подавали ему больше, чем остальным, то я последовала за этим человеком после того, как нищие разошлись. Он остановился на узкой улочке, встал на ноги и, очевидно, пошел к себе домой. Человек нашел способ вызывать сострадание у других. Снова отравившись в путь, я спросила себя: как можно извлечь выгоду из несчастья? Повязки на руку должно быть достаточно, в следующий раз я этим воспользуюсь. Я могу сделать повязку, оторвав кусок материи от платья, которое несла в мешке. Я уже пользовалась им, чтобы обернуть ноги, но все получилось не так, как я надеялась. Кожа моих ботинок одеревенела и стала натирать и ранить ноги. Сначала я оторвала кожаный язычок, который причинял боль, эта обувь не могла прослужить долго, и над пяткой у меня были огромные пузыри. Я шла с трудом — но я шла! Мне было больно, но я двигалась вперед. Если родители смогли сделать так, что меня не забрали вместе с ними, то, конечно, не для того, чтобы я жаловалась на мозоли. Отправившись на поиски мамы и папы, я должна ставить одну ногу перед другой. Должна быть жестока к самой себе. В глубине души я ругала себя за ошибку, которую не совершала, считая себя виновной в их исчезновении. Я показалась на балконе — в этом была моя ошибка…

Конечно, я была ни в чем не виновата, но детский ум устроен так, что несчастье сопряжено с чувством вины. Из-за этого я стала тем, что я есть до сих пор: воплощение жестокости к самой себе. А тогда я переставляла одну ногу за другой, запрещая себе страдать, приказывая ничего не чувствовать — силой воли, подобной гипнозу, внушала себе, что боли не существует, и таким образом преодолевала все.

Покидая город, на одной из улиц я заметила детский велосипед у стены дома. Я села на него и поехала, но моих сил хватило ненадолго. Мне казалось, что их чересчур много уходит, чтобы преодолеть довольно маленькое расстояние. На велосипеде я очень уставала и бросила его, снова оказавшись в лесу.

Укрываясь в зарослях, я продолжала свой путь, несмотря на мозоли, порезы, холод и дождь. Я терпела. Когда на меня наваливалась усталость, я забиралась в любое укрытие. Большую часть времени я спала у дорог, особенно если там были деревья. Мне случалось засыпать у построек на ферме, но это бывало редко. Я выбирала кормушки для скота, выставленные на улицу. Я поняла, как их можно использовать: проскользнуть внутрь, где тепло и меня совсем не видно. Еще я любила дупла в деревьях. Я помню огромное дерево с большим грязным дуплом, должно быть, до меня в нем обитало животное довольно крупных размеров. Я была маленькой, поэтому мне как раз хватило места, чтобы свернуться калачиком. В этом убежище я провела некоторое время.

Я засыпала довольно легко, потому что очень уставала и еще не приобрела той выносливости, которая появится позже. Но меня часто будил ворчащий желудок. Я сглатывала слюну, стараясь его успокоить, мне случалось жевать сосновые иголки, чтобы создать ощущение, будто желудок наполнен. Иногда я ела листья только для того, чтобы жевать хоть что-нибудь.

Мне удалось пробраться на несколько ферм, где я нашла сало и яйца. Раньше я не очень любила белок, гораздо больше мне нравился желток, но теперь я ела все без разбора. Я набивала живот тем, что попадалось под руку. Если я находила хлеб, это было хорошо, масло — праздник, кусок сала — пир.

Еще я таскала клеенку, которой многие накрывали кухонные столы. Такая была и у дедушки, после еды Марта протирала ее тряпкой, и та очень быстро высыхала. Я решила, что клеенка надежно защитит меня от дождя и холода. С одной стороны она была непромокаемой, а с другой — покрыта мольтоном. Я не могла найти одежду своего размера среди той, что висела в прихожих и на кухнях, все было мне велико, а я опасалась проходить дальше в дом. Обычно я в уме прикидывала, сколько времени потребуется хозяевам, чтобы, например, выйти в сад и вернуться. Часто в домах была еще одна дверь — в сад, и это облегчало дело. Я внимательно следила за домом, и как только кто-то выходил, я бросалась в открытую дверь, хватала все, что видела, не забывая о запасе времени. Если я посчитала пять раз по десять, то разрешала себе считать еще три раза по десять, а потом убегала с тем, что успела взять.

Ошибка, которую я допустила с первой клеенкой, заключалась в том, что я прорезала слишком большое отверстие для головы, и, когда шел дождь, вода все равно проникала к телу. Я достала еще одну клеенку и сделала по-другому: голова с трудом проходила через дырку, и ткань теснее прилегала к шее.

День за днем я развивала технику воровства. Она была очень простой и зависела от силы голода. Если я была уверена в том, что смогу пробраться на ферму, то сначала искала кухню. Там всегда есть чем поживиться, особенно в кладовой (у Марты была кладовка, в то время все в деревне пользовались таким помещением, чтобы спасти продукты от мух). Стащить еду оттуда было легко: нужно только открыть решетчатую дверцу и взять. Сыр, колбасы… Иногда я даже запускала руку в котелок и убегала с набитым ртом.

В Бельгии было довольно просто найти еду, и я не слишком страдала от голода. Конечно, было время, когда за днем без еды следовал еще один день без еды, и в конце концов я начинала глотать то, что человек, не умирающий от голода, в рот никогда не возьмет. Я ела червей, траву, листья, ягоды, от которых мне становилось плохо. Но зато потом знала, какой пищи следует избегать.