Читать книгу "Гагара - Надежда Васильева"

Илона так и вспыхнула вся. А потом вдруг взяла руку учительницы в свои ладони:

– Спасибо вам, Алла Ивановна! За все спасибо. Вы… вы очень хорошая!. Я не знала даже, что так в жизни может быть!. Я бы так, как вы, не смогла! Честное слово!

Внутри все задрожало от какого-то непонятного ей волнения. И даже во рту пересохло.

– Что не смогла? Ругаться, как я, что ли? – грустно пошутила та.

– Да нет, я не об этом! – Илона покраснела еще больше.

– Ну вот! Успокойся, милая, и домой иди, – погладила ее по плечу Алла Ивановна. И вдруг, к изумлению Илоны, сказала совсем уж неожиданную вещь: – Все мы друг другу в этой жизни учителя. И возраст никакой роли не играет! Мы вас учим, вы – нас. Да-да! Не смотри на меня так. Если сейчас что не поняла, потом поймешь. Все приходит в свое время.

…А в начале второй четверти на урок литературы вместо Аллы Ивановны пришла другая учительница. На перемене по классу из уст в уста летал слушок: «Аллушку „ушли“!» Как выяснилось потом, кто-то из родителей пожаловался «куда следует», а кто-то из класса на камеру тот «инцидент» снял. Классной было предложено уйти на заслуженный отдых. Каждый норовил Илону поздравить. Мол, молодец, Гагара! Поделом Аллушке! И только Лёнька Туз грустно вздохнул:

– Рано радуетесь… Как нам Аллушка говорила: «От медведя уйдешь – на волка нарвешься».

А у Илоны вдруг ноги отнялись.

Не понимала раньше фразу: «ноги отнялись». Как это могут отняться ноги? В тот день на себе испытала, как это случается. После уроков одна сидела в классе, пока дежурные не пришли мыть полы. Не могла встать. Ноги сначала сделались ватными, а потом… потом и вовсе перестала их чувствовать. И только насмешливый оклик Витьки Чижикова вернул к действительности:

– Ты что, Гагара, расселась, как в предбаннике? Чеши домой давай! Да радуйся: твоя взяла! Аллушке давно на пенсию пора. Теперь какую-нибудь практикантку дадут. Это как пить дать! Будем из нее веревки вить. И ты нюни не распускай! Все будет в шоколаде!

«Практикантку» класс принял с молчаливым равнодушием. Звали ее Юлией Юрьевной. За ней сразу закрепилось прозвище ЮЮ.

ЮЮ была ни-ка-кой! Бледное застывшее лицо. Ни красок, ни эмоций. Словно это было не лицо, а посмертная гипсовая маска. Балахонистый, под цвет рыжеватых волос костюм скрывал все признаки человеческой плоти. Одним словом, во всем облике ЮЮ нигде не нашлось места для души.

И что возьмешь с «ни-ка-кой»? Даже веревки вить из нее никому не хотелось. Все слова «практикантки» отлетали от класса, как от стенки горох. Что называется «ни уму, ни сердцу». На литературе царствовала зеленая скука. Даже голос у ЮЮ был каким-то бесцветным. Искоса разглядывая «практикантку», Илона поражалась тому, как несправедлива бывает природа. Тот же историк на фоне ЮЮ казался пятнышком светлым и потому запоминающимся. Но самым невероятным для всех было то, что ЮЮ была замужем! И муж, инженер, присланный к ним в город на стажировку, эту мымру чуть не на руках носил. Когда они под ручку шли вдвоем по городу, люди оборачивались и невольно смотрели им вслед. Холеный красавец, с большими карими глазами и черными, ровно подстриженными усиками над верхней губой, всем своим видом показывал, как он обожает свою избранницу.

Только теперь Илона поняла поговорку: «Все познается в сравнении».

Вот уж точно! У Аллушки душа была живая. И даже ругательства ее исходили от бессильного желания передать им свои знания, причем все, до последней капельки. ЮЮ была человеком в футляре. Ей было абсолютно все равно, как к ней относились окружающие, а уж тем более ученики. Оттарабанила свое – и ладно. На этот случай Аллушка сразу напомнила бы им пословицу: «Петух прокукарекал – а там хоть не рассветай!» Что ни говори, но все слова Аллы Ивановны, равно как и обожаемые ею народные пословицы и поговорки, в память врубались накрепко. А теперь даже русский у всех разом захромал.

У кого-то родилась идея навестить бывшую классную, погреть ей душу словами благодарности и попросить вернуться в школу. Но, как выяснилось, похоронив мать, из города Алла Ивановна уехала. Причем куда-то далеко, кажется к сестре, потому как своих детей у нее – это они знали точно – не было.

Классное руководство было передано физруку, которому некогда было разводить с ними душещипательные беседы. Геннадий Иванович был сторонником военной дисциплины, когда «приказы не оспариваются». Морально-нравственный климат в подопечном классе его ничуть не волновал. И целых два с половиной года они варились в собственном соку.

Что только не вытворяли они на уроках литературы! И урны, как вазы, на стол ставили с веником ручкой вниз. И портреты писателей жеваной бумагой заплевывали. И учебник по литературе гвоздем огроменным к столу прибивали. Ничто ЮЮ не колыхало.

А однажды Борька выловил в интернетовской помойке статью «Крик души темноклювой гагары». И, включив кинопроектор, вывел на классный экран. Статья начиналась с потрясающего снимка взлетающей гагары. Не обращая внимания на входящую в класс ЮЮ, Сашка Кравченко с деланой выразительностью стал читать почти поэтический текст:

– «Доводилось ли вам когда-нибудь слышать заунывную песню темноклювой гагары? В ней и одиночество, и тоска, и необъятность водных просторов. Эта красивая водоплавающая птица – символ американского штата Миннесота. Она также изображена на канадской монете в один доллар».

– Ну, тебя, Гагара, и занесло-о! – протянул Чижиков. – Аж на доллар канадский угораздило попасть!

Илона не шелохнулась. ЮЮ спокойно положила кожаный портфель на стол и села, отодвинув стул в сторону. Тоже стала смотреть на экран.

– «Чем же уникальны песни темноклювых гагар? Репертуар их довольно разнообразен. Обычно вечером и ночью их протяжные с подвыванием стоны слышны на много километров вокруг. Менее громкими звуками – гиканьем – гагары подзывают „брачных партнеров“, – выделяя голосом значимость последних двух слов, Сашка, для пущей важности, многозначительно поднял вверх палец, – птенцов, а также других особей на своем озере».

– Запоминай, Бульба! – вслух комментировал Витька.

ЮЮ не реагировала, словно ее вообще не было в классе.

– «Единственный звук, издаваемый гагарами в полете, – вибрато, сигнал тревоги, напоминающий хохот. Про тех, кто без удержу смеется, бывало, говорили: „Сумасшедший, как гагара“».

– А это, Чижик, про тебя! – прикрывая зевок ладонью, заметил Лёня Туз. – Только к Илонке не клейся. Бульба тебя в порошок сотрет.

Тут Люба Прохина громко хмыкнула и включила свет, а Люська Ершова угодливо откинула с окна темные шторы.

– Ну дайте дочитать информацию «Известно ли вам?» – притворно заныл Витька Чижиков. И, вглядываясь в уже засветленный экран, продолжал читать: – «Скорость полета гагары во время миграции около ста двадцати километров в час». Вот это да-а-а! Стало быть, тебе, Гагара, иномарка на фиг не нужна!

– Так! – поднялась ЮЮ, паузой заставляя всех усесться на свои места. – Кравченко за выразительное чтение ставлю «пять». Чижикова прошу вслух прочесть свое эссе.