Читать книгу "Конклав - Роберт Харрис"

– Необязательно. Если вы помните, он в последнее время полностью пересмотрел каноническое право в том, что касается назначений in pectore.

Ломели пытался говорить беззаботным тоном, хотя на самом деле ощущал это последнее оскорбление острее других. In pectore («в сердце») было древней оговоркой, согласно которой папа имел право возводить кого-либо в кардинальский сан, не называя его имени даже самым близким сотрудникам; кроме самого назначенного, об этом знал один Господь. За все годы в курии Ломели лишь раз слышал о возведении в кардинальский сан in pectore, имя этого кардинала так и не было названо даже после смерти папы. Это случилось в две тысячи третьем году во время папства Иоанна Павла II. До сего дня никто не знал имени этого человека, предполагали, что он китаец и его имя должно оставаться в тайне, чтобы власти не подвергли его преследованиям. Предположительно те же самые соображения безопасности вполне могли быть применимы и к старшему представителю Церкви в Багдаде. Так ли оно было на самом деле?

Ломели ощущал на себе взгляд Мандорффа. Немец обильно потел в жарком холле. Свет люстры отражался на его гладко выбритом черепе.

– Но я уверен, что его святейшество не принял бы такого чувствительного решения, не посоветовавшись, по крайней мере, с государственным секретарем. Рэй, будьте добры, найдите кардинала Беллини и пригласите его к нам.

Когда О’Мэлли ушел, Ломели снова обратился к Мандорффу:

– Вы и в самом деле считаете, что он кардинал?

– У него письмо от покойного папы, подтверждающее назначение. Письмо адресовано в архиепархию Багдада, и там оно содержалось в тайне по просьбе его святейшества. У багдадца есть должностная печать. Посмотрите сами. – Он показал Ломели пачку документов. – И он действительно является архиепископом, выполняет миссию в одном из самых опасных мест мира. Я не могу представить себе, зачем бы ему понадобилось подделывать свои верительные грамоты?

– Пожалуй.

Бумаги, на взгляд Ломели, действительно были подлинными. Он вернул их и поинтересовался:

– Где он теперь?

– Я попросил его подождать в запасном кабинете.

Мандорфф направился за регистрационную стойку. Сквозь стеклянную стену Ломели увидел стройного человека, сидящего на оранжевом пластмассовом стуле в углу между принтером и коробками с писчей бумагой. В простой черной сутане, без шапочки на голове, он сидел, наклонившись вперед, уперев локти в колени, и перебирал четки. Смотрел в пол и явно молился. Его лицо трудно было разглядеть – мешала прядь темных волос.

– Он подошел к двери за секунды до закрытия, – тихо сказал Мандорфф, словно боясь разбудить спящего. – Его имени, конечно, не было в списке, и одет он не по-кардинальски, поэтому гвардеец у ворот позвонил мне. Я попросил привести его, на входе его обыскали. Надеюсь, я вел себя корректно?

– Конечно.

Филиппинец перебирал четки, полностью уйдя в молитву. Ломели, рассматривая его, чувствовал себя так, будто подглядывает в замочную скважину. Но ему было трудно отвернуться. Он завидовал. Сам он давно утратил способность так отдаваться молитве, изолируясь от мира. В его голове теперь постоянно стоял шум. Сначала Трамбле, подумал он, теперь это. Какие еще потрясения ждут нас, спрашивал он себя.

– Кардинал Беллини наверняка сможет прояснить этот вопрос, – сказал Мандорфф.

Ломели огляделся и увидел Беллини, который шел к ним вместе с О’Мэлли. На лице бывшего государственного секретаря было обеспокоенное выражение.

– Альдо, вы об этом знали?

– Я не знал, что его святейшество в самом деле пошел на это, нет, не знал. – Беллини недоуменно посмотрел через стекло на Бенитеза, словно на какое-то мифическое существо. – И тем не менее вот он перед нами…

– Значит, папа говорил, что у него есть такие намерения?

– Да, он говорил о такой возможности месяца два назад. Я ему категорически не советовал делать это. Христиане и без того немало пострадали в той части мира, зачем еще сильнее будоражить воинственных исламистов. Кардинал Ирака! Американцы были бы в ужасе. Как мы могли бы обеспечить его безопасность?

– Предположительно, именно поэтому его святейшество и хранил это производство в кардиналы в тайне.

– Но люди так или иначе узнали бы! Все тайное становится явным, а особенно в таком месте, и он понимал это лучше кого-либо другого.

– Ну, теперь это перестанет быть тайной, как бы ни развивались события.

Филиппинец за стеклом безмолвно перебирал четки.

– Если вы подтверждаете намерение папы произвести его в кардиналы, то логично предположить, что его бумаги подлинные, – сказал Ломели, – поэтому, я думаю, у нас нет иного выбора – только допустить его.

Он двинулся к двери. К его удивлению, Беллини ухватил его за руку.

– Постойте, декан! – прошептал он. – Должны ли мы это делать?

– Почему нет?

– Мы уверены, что его святейшество имел все права принять такое решение?

– Осторожнее, мой друг. Это похоже на ересь, – тоже вполголоса ответил Ломели, не желая, чтобы их разговор кто-нибудь услышал. – Не нам решать, был ли прав его святейшество или нет. Наш долг состоит в выполнении его пожеланий.

– Папская непогрешимость относится к доктрине. Она не распространяется на назначения.

– Я хорошо осведомлен о границах папской непогрешимости. Но тут речь идет о каноническом праве. А в этих вопросах моя квалификация не уступает вашей. Тридцать девятая статья Апостольской конституции говорит вполне недвусмысленно: «Если кто-либо из кардиналов-выборщиков прибудет „ре интегра“, то есть до избрания нового пастыря Церкви, его следует допустить до голосования на той стадии, в которой оно находится». Этот человек является кардиналом по закону.

Он освободил руку и открыл дверь.

Бенитез поднял голову, когда вошел Ломели, и медленно встал. Он был чуть ниже среднего роста, лицо имел точеное, красивое. Возраст его не поддавался определению. При гладкой коже его скулы выступали, худоба тела имела вид чуть ли не болезненный. Рукопожатие у него было легче пушинки. Он казался совершенно изможденным.

– Добро пожаловать в Ватикан, архиепископ, – сказал Ломели. – Извините, что вам пришлось ждать здесь, но нам потребовалось провести проверку. Надеюсь, вы понимаете. Я кардинал Ломели, декан Коллегии.

– Нет, декан, это я должен принести извинения за столь неординарное появление, – отчетливо произнес Бенитез тихим голосом. – Я вам благодарен за вашу доброту – вы могли вообще не принять меня.

– Забудем об этом. Я уверен, что ваше неожиданное появление имеет свои объяснения. Это кардинал Беллини, вы, вероятно, его знаете.

– Кардинал Беллини? К сожалению, нет.

Бенитез протянул руку, и Ломели на миг показалось, что Беллини откажется ее пожимать. Но тот все же ответил на рукопожатие, а потом проговорил: