Читать книгу "Кровавый романтик нацизма. Доктор Геббельс. 1939-1945 - Курт Рисс"

В то время там насчитывалось около тысячи членов нацистской партии, большая часть которых уже была сыта по горло и готова взбунтоваться, то есть уйти в другие движения. Почти никто не платил взносов. Геббельс без колебаний поднял партийные списки и исключил четыреста человек, после чего осталось ровно шестьсот. Его друзья ужаснулись: даже тысяча была ничтожной цифрой для более чем четырехмиллионного города. Но Геббельс был тверд. Он предпочел количеству качество. Среди ушедших был и его прежний кумир Хайнц Хауэнштайн со своими головорезами. Что касается командира берлинских СА Курта Далюге, бывшего немногим лучше прочей шайки, то Геббельса, в конце концов, убедили дать ему испытательный срок. Геббельсу требовалась Saalschutz[20] – охрана для защиты нацистских митингов от непрошеных гостей, – и Далюге был самым подходящим человеком для этого.

«Мы должны сломать стену безвестности, – говорил он своим товарищам 1 января 1927 года. – Пусть берлинцы оскорбляют нас, пусть дерутся с нами, пусть порочат и избивают нас, но они должны о нас говорить. Сейчас нас шестьсот человек. Через шесть лет нас должно быть шестьсот тысяч!»

Он сдержал слово.

2

Исключив четыре сотни человек из партии, Геббельс поступил согласно указанию Гитлера, которое тот сформулировал во втором томе «Майн кампф».

«Задачей пропаганды является привлечение сторонников. Задача организации – привлечь в свои ряды новых членов. Сторонник движения тот, кто согласен с его целями. Член движения тот, кто за эти цели борется… И пусть на одного, от силы двух членов движения приходится десять сторонников… От члена движения требуется активное мышление, следовательно, их будет меньшинство. Поэтому пропаганда должна неустанно работать, чтобы идея завоевала как можно больше сторонников, а организация должна тщательнейшим образом отобрать среди них самых ценных и принять их в свои ряды… Когда масса через пропаганду проникнется идеей, настанет время организации при участии немногих избранных пожинать плоды».

Самые ценные… Немногие избранные…

Гитлер также писал: «Пропаганда должна расчищать путь организации и поставлять ей необходимый человеческий материал».

Пропагандировать. Привлечь внимание. Как Геббельс собирался справиться со своей задачей в Берлине? В городе, где есть миллион развлечений, с дюжиной ежедневных газет и где типографии едва успевают печатать важные новости? Кто здесь проявит интерес к партии в шестьсот человек?

Всеядный Берлин того времени интересовался всякой всячиной. Шестидневные велогонки в «Шпортпаласте». Итальянские фашисты проводят антифранцузские манифестации. Семимесячная забастовка горняков в Берлине, которая препятствовала экспорту угля из Германии, близится к концу. Депутат рейхстага проводит закон против непристойности – своего рода литературную цензуру. Румыния бурлит в поисках преемника покойного короля Фердинанда. Во Франции скончался Клод Моне. Густав Штреземанн, Аристид Бриан и Остин Чемберлен, министры иностранных дел крупнейших государств Европы, получают Нобелевскую премию мира вместе с вице-президентом США Чарльзом Г. Дауэсом. Ведущая немецкая кинокомпания УФА в беспрецедентном финансовом кризисе. Наконец, арестован некто Гарри Домела, выдававший себя за кронпринца Гогенцоллерна и выманивший у владельцев отелей и магазинов по всей Германии крупные суммы денег. В мире происходило так много событий, и Берлин интересовало все. Что было у Геббельса, чем он мог привлечь внимание столицы?

У него был план. На 11 февраля 1927 года он арендовал так называемый «Фарус-Зеле» в районе Веддинга, где обычно выступали коммунисты. Были изготовлены темно-красные плакаты. «Государству буржуазии приходит конец!» – провозглашали они. «Мы должны построить новое государство! Рабочие, судьба германской нации в ваших руках!» Выглядели они точь-в-точь как коммунистические.

Ему бы не составило труда получить другой зал для первого массового митинга. Но он хотел раздразнить берлинских рабочих. Мало того, перед митингом он устроил шествие. Шесть сотен нацистов – участвовать обязали каждого – с украшенными свастикой знаменами прошли маршем по северному району Берлина. Шесть сотен молодчиков с дубинками в карманах.

«Фарус-Зеле» был безусловной вотчиной коммунистов. Мы бросили им открытый вызов, – признался позже Геббельс. – Это понимали и мы, и наши противники. Коммунистическая печать изощрялась в проклятиях. Они обещали нам столь теплый прием, что мы и не уйдем оттуда. Но мы даже не отдавали себе отчет в том, какая опасность нам грозит»[21].

Хотя Далюге выделил для охраны лучших своих бойцов, все же положение у нацистов было не самое приятное. В зал проникло не так уж много коммунистов и социалистов, но снаружи, на прилегающих улицах, их были тысячи. Едва председательствовавший Далюге начал говорить, как в конце зала поднялся рабочий и закричал: «Требую уточнить повестку дня!»

Далюге продолжал, словно ничего не слышал. Тогда человек снова закричал, и в тот же миг рядом с ним появились шесть штурмовиков и набросились на него. Друзья поспешили к нему на помощь. Далюге схватил со стола пивную кружку и запустил ее в них. Кружка попала кому-то в голову, и человек упал.

В долю секунды все повскакивали с мест, дико заорали, и в этом дьявольском шуме уже не осталось места для разумных аргументов. В воздухе замелькали сотни пивных кружек.

Рабочие не сразу поняли, что потасовка была заранее и тщательно отрежиссированным маневром. Внезапно боковые двери распахнулись, и в зал ворвалась толпа штурмовиков – все, кто в тот день был в Берлине. Началось форменное побоище.

Подоспевшая наконец полиция насчитала дюжину раненых штурмовиков и семьдесят пять их противников. Все это время Геббельс спокойно стоял на трибуне со скрещенными на груди руками. Штурмовики имели возможность наблюдать его вблизи. Он не пытался укрыться, не изменился в лице, у него не задрожали колени. На штурмовиков это произвело впечатление, и они отдали ему должное: тихому и маленькому уродцу нельзя было отказать в мужестве. Он завоевал их уважение, и с тех пор ему дали прозвище Доктор. «Доктор что надо», – будут говорить они.

Постепенно порядок был восстановлен. По требованию Геббельса носилки с пострадавшими людьми из СА были поставлены у трибуны, чтобы публика могла лицезреть их страдания.

Внезапно Геббельс наклонился, взял их за руки и обратился к аудитории. «Я должен пожать руки этим храбрецам, – начал он. Затем дрожащим от волнения голосом продолжил: – Поймите меня, сейчас я не в состоянии говорить на тему, которую мы планировали (то есть о крахе буржуазного государства). Я буду говорить о неизвестном бойце СА».

И он заговорил. Через несколько минут первого раненого штурмовика унесли. С десятиминутным интервалом одного за другим убрали и всех остальных. Тем временем слушатели воодушевлялись все больше и больше, переходя от праведного гнева к глубокому сочувствию – в зависимости от того, куда их направлял Геббельс.