Читать книгу "На крыльях. Музыкальный приворот - Анна Джейн"

Я покраснела.

– Говори мне все! – велела подруга тоном искушенного человека.

Пришлось рассказывать. Я пыталась отделаться общими фразами, но Журавль впилась в меня, словно клещ, вытягивая слово за словом. И я, смущаясь, рассказывала, что тонула в Антоне, как в океане. И что мне не было страшно, и я не чувствовала себя – как бы верно это сказать? – грязной или испорченной, и все, что происходило – казалось мне правильным и естественным. Светлым, как солнце, таким же ярким и теплым. И что после той ночи, безудержной и наполненной искренним желанием, я стала любить его еще больше, а Антон стал еще ближе, еще дороже. Подруга внимательно слушала, хихикала, то и дело вставляла что-нибудь колкое и ехидное, а потом схватила свой телефон и, клацая по экрану длинными ногтями цвета фуксии, написала кому-то сообщение, а после показала мне.

«Поздравляю, Антоша, ты стал мужчиной!» – значилось в нем. После восклицательного знака стоял злобно скалящийся смайлик с рожками.

– Откуда взяла его номер? – оторопела я.

– У тебя, вестимо, – весело отозвалась подруга. – Давно еще к себе его номерок перекинула. Так, на всякий случай, – уточнила она.

– Замечательно, – надулась я. – А если я в твоем телефоне буду шариться?!

– Да бери, у меня от тебя секретов нет, – великодушно махнула рукой Журавль. Она была слишком большой собственницей.

– И не зли Антона, – посоветовала я Ниночке мрачно. – Не пиши ему глупости.

– Твоего певца ртом все на свете злит, он же истеричка, так что переживет. Моя девочка стала большой, – потерла в конце руки довольная Журавль, как будто бы только что выиграла миллион. А после даже смахнула несуществующую слезинку. Я закатила глаза.

– Соседи-то на вас не жаловались? – осведомилась она.

– Не жаловались, – еще больше покраснела я.

– Откуда мне знать, может, Блонди гроулом орать начинает от переизбытка чувств, – засмеялась Нина. – А ты на заднем фоне тоненько завываешь свою любовную песнь.

– Хватит мне зубы заговаривать, Журавль, – свела я брови к переносице. – Что еще за выдумки со свадьбой?

– Какие выдумки, – коварство в ее голубых глазах просто зашкаливало. – Это реальность.

– В смысле? Ты… действительно выходишь замуж? – поразилась я.

Журавль скромно кивнула.

И теперь уже она принялась за рассказ.

* * *

Домой Нина прилетела во вполне удовлетворительном состоянии. Да, с Гектором она потерпела неудачу и до сих пор злилась на него за то, что кумир оказался тем еще банальным козлом с гипертрофированным чувством важности. Однако с другой стороны, она все же понимала, что ее авантюра была не более чем авантюрой, и пусть лучше так, чем если бы она не выдержала мрачное тяжелое обаяние Гектора и проснулась следующим утром в его шикарном номере, а потом бы была послана прочь, выкинута, как одноразовая салфетка.

Салфеткой Ниночке быть не хотелось – она сама привыкла использовать людей. И знала, что такого позора не пережила бы. Нет, пережила бы, конечно, не побежала бы сигать с моста с вытаращенными глазами, но самооценку ее это бы сильно пошатнуло.

Кроме того, в душе девушки действительно что-то изменилось: не кардинально, вмиг, но существенно. И Нинка вдруг как-то точно поняла, что должна не просто прожигать жизнь, тусуясь в клубах, таскаясь на концерты, занимаясь шопингом и сводя с ума парней пачками. Журавль четко решила: ей нужно поставить цель и идти к этой цели, а результатами этой цели должны быть власть и деньги. Только они, по ее мнению, могли поставить на место таких, как Гектор. Что делать, Нина пока еще не знала – только лишь собиралась четко обдумать, в какую область податься и где есть перспективы. При всей своей энергичности и стремительности многие вещи она решала не наобум, а неспешно, с толком и расстановкой, скрупулезно высчитывая плюсы и минусы.

Наверное, поэтому Нинка и говорила Кате, что прощается с детством. Ей хотелось с достоинством вступить во взрослую жизнь и занять в ней высокое положение. Чтобы ни Гекторы, ни Аллы Адольские, ни кто другой не могли бы осложнять ей будущее. Игры закончились. Пришла пора добиваться своих целей.

С такими воинственными мыслями Нинка и прибыла домой в сопровождении Матвея, который молча поглядывал на свою красавицу-спутницу. Он помог донести ей вещи до самой двери и, прежде чем Нина открыла ее ключом, сказал с улыбкой:

– Отрабатывай долг, Журавль. Теперь для всех ты – моя девушка. Завтра наше первое свидание. Где и когда – сообщу утром. Будь готова, рыбка.

– Ненавижу рыбу, – сделала вид, что ее тошнит Нинка.

– Зато я люблю, – ничуть не смутился Матвей.

– А если я тебя кину? – насмешливо взглянула на него блондинка.

– Тогда твой отец узнает в лучшем виде, где ты была и что делала. На какие рок-концерты ходила и каких кабанов кадрила, – улыбнулся широко Матвей, ловя себя на мысли, что ему хочется запустить Ниночке в волосы пальцы. Было в ней что-то манящее, притягивающее его магнитом. И дело было не в ее красоте, а, скорее, в характере. Таких, как она, хотелось покорять. Матвей не зря занимался альпинизмом – покорять он любил не только горы, добираясь до вершин в полном изнеможении, но с четким осознанием, что он смог. Женщин – таких строптивых – ему нравилось покорять не меньше.

Журавль задолжала ему с детства.

И Матвей, вдруг поддавшись странному порыву, притянул ее к себе и даже поцеловал – вернее, коснулся ее губ своими губами, за что тотчас получил кулаком в ухо, а после – и вовсе под дых.

– Ты покойник. Не смей так делать! – разъяренно прошептала Нинка, с отвращением вытирая губы тыльной стороной руки. Теперь ее действительно затошнило. Как будто бы губ коснулась мокрая губка, которой терли грязные жирные тарелки.

Матвей усмехнулся только, подумав, что все равно он своего добьется. Какой бы гордой ни была эта девчонка. Он не отступит.

– Мы ведь так уже делали, – ничуть не обиделся парень. Кажется, такое поведение Нины только заводило еще больше. – Тебе нравилось, помнишь? – в его голове всплыл эпизод в подъезде, когда летом Журавль просила притвориться ее парнем и так упоенно целовала перед синеволосым музыкантом, что у него дыхание перехватывало и хотелось утащить ее с собой в квартиру и долго не отпускать.

– Память отшибло! – крикнула Нинка. Она хотела было открыть дверь, как та сама крайне резко, как будто бы от пинка, распахнулась, едва не ударив ее по носу – изредка благородный Матвей, обладающий хорошей реакцией, успел подхватить девушку за талию и вовремя оттащить в сторону, заключив в свои объятия.

Нинка даже рассердиться на него не успела.

Из квартиры смерчем вылетел ее отец с таким зверским красным лицом, по которому ходили желваки, что у Нинки, мигом забывшей о Матвее, брови поползли на лоб. Судя по всему, дядя Витя находился в крайней степени бешенства. Челюсти плотно сжаты, рот перекошен, а из глаз разве что только искры гнева не сыплются.