Читать книгу "Переводчик Гитлера. Десять лет среди лидеров нацизма. 1934-1944 - Евгений Доллман"

Я также участвовала в большом приеме, устроенном в Капитолии моим дядей Просперо Колонной, который в ту пору был мэром Рима. Три капитолийских дворца были соединены по этому случаю временными галереями, украшенными великолепными гобеленами. Благодаря этому люди могли переходить из одного музея в другой и бродить по ярко освещенным залам, заполненным шедеврами греческого и римского искусства.

Мой дядя, который взял на себя роль гида, провел нас в небольшой зал, в котором стояла Венера Капитолийская. Знаменитая статуя купалась в лучах мягкого розового света, который, казалось, каким-то чудесным способом наполнил ее жизнью.

– С разрешения вашего императорского величества, – сказал дядя, – я хотел бы представить вам мою официальную жену.

Император разразился понимающим смехом.

На следующий день в Квиринале был устроен банкет, на котором речи и тосты произносились в удивительно сердечной атмосфере. Император говорил по-немецки звучными фразами, из которых я мало что поняла, но заключительные слова были произнесены на хорошем итальянском:

– Поднимаю бокал за прекрасное итальянское солнце и за процветание замечательного итальянского народа.

Все было окрашено в розовые тона. Кто из нас мог в те дни представить, что разразится война?»

Почти тридцать лет спустя донне Виттории Колонне выпала честь присутствовать на другом большом обеде в том же самом королевском дворце в своей прежней роли ее величества. На этот раз почетными гостями, вместо веселого кайзера и его жизнерадостного сына, были Адольф Гитлер и его спутники. Разумеется, новые кавалеры, не имевшие серебряных шлемов и явившиеся на обед в мрачных черных и коричневых формах, не доставили герцогине столько удовольствия, сколько прежние. Единственным утешением, с ее точки зрения, было то, что во главе стола сидел его величество король Виктор-Эммануил III. Заключив договор с императором Вильгельмом II, он предложил сделать то же самое и коричневому диктатору. Один из его тостов прозвучал так:

– Шлю самые теплые пожелания вашему народу, фюрер, так много сделавшему для развития в Европе цивилизации и созидательной энергии, который вы столь решительно ведете к славному будущему.

Другой был произнесен канцлером Гитлером, на этот раз целиком по-немецки:

– Наша взаимная дружба является не только залогом безопасности наших народов, но также гарантирует всеобщий мир. Думая об этом, я поднимаю бокал и пью за процветание вашего королевского и императорского величества, ее величества королевы-императрицы и всего королевского дома, а также за успехи и процветание всей великой итальянской нации.

Год спустя началась война, а через пять лет Виктор-Эммануил тайно бежал из Рима, опасаясь мести своего союзника по оси, Адольфа Гитлера. Его бегство нанесло итальянской монархии такой же смертельный удар, какой отъезд Вильгельма II в пульмановском вагоне в Голландию в свое время нанес немецкой концепции монархии. Уезжая, Виктор-Эммануил, должно быть, вспоминал банкет 4 мая 1938 года, на котором обе стороны клялись в вечной верности друг другу – кто знает? Я уверен только в одном – донне Виттории не удалось вновь пережить маленькое эротическое приключение, которое выпало на ее долю во время визита кайзера и его наследника: «Наследник с самого приезда в Рим самым невинным образом ухаживал за мной. На описываемом вечере, проходя мимо меня, он прошептал: «Весь вечер в моем шлеме пролежала роза, которую мне очень хочется подарить вам. Не кажется ли вам, что сейчас самый подходящий для этого момент? Пожалуйста, возьмите ее побыстрее, только, ради бога, сделайте так, чтобы мой отец ничего не заметил!» Роза перешла в мои руки, и никто этого не увидел».

Рудольфу Гессу, который в качестве заместителя фюрера и рейхсканцлера был в 1938 году равен по положению наследнику престола, конечно же и в голову не пришло спрятать под своей фуражкой розу, чтобы вручить ее донне Виттории. Жаль, что она не описала более поздний период своей жизни. Ее салоны в Театро Марчелло сделались одним из двух главных центров антинемецкой пропаганды в Риме, и не было такой грязной или глупой сплетни, выдуманной или основанной на реальных событиях, которая не повторялась бы здесь с веселой развязностью. Она умерла в Лондоне несколько лет назад, глубокой старухой – типичная представительница той эпохи, которая сошла в могилу гораздо раньше ее, под звуки пистолетных выстрелов в Сараеве.

Другим автором, который нанял меня в качестве переводчика, был еще один представитель старой доброй Европы. После солдата и великосветской дамы ко мне обратился дипломат высокого ранга. Граф Луиджи Альдовранди-Марескотти, чьи воспоминания о 1914–1919 годах были переданы мне для перевода, начал свою карьеру в 1914 году в качестве советника итальянского посольства в Вене. Его карьера достигла своего пика в апреле – июне 1919 года на мирных переговорах в Париже, в которых он участвовал в качестве главного личного секретаря министра иностранных дел, барона Соннино. Он также принимал участие в Межсоюзнической миссии западных стран, которая вела переговоры с царским режимом, когда он был уже на грани гибели. Очарование его мемуаров заключалось в живых и элегантных портретах знаменитых людей, пути которых пересеклись с дорогой графа.

Der Krieg der Diplomaten,[7] как было названо немецкое издание книги Альдовранди, можно порекомендовать всем тем, кто хочет ознакомиться с макиавеллиевскими приемами и методами итальянской дипломатии. Переводя этот труд, я выслушал несколько незабываемых лекций его автора, которые были не только весьма содержательными и интересными, но и изобличали в нем пылкого патриота своей страны.

Как один миг пролетели годы, наполненные переводческой работой, из которой я извлек много полезных уроков, общением с теми, кто записал свои воспоминания о столь различных мирах, и обработкой и компиляцией материалов о жизни Фарнезе, собранных мною в Риме, Парме и Неаполе, годы, прошедшие со времени моего возвращения с берегов залива Парфеноне.

В «белом» посольстве на Квиринале господин фон Хассель тщетно пытался скрыть под формой бригадефюрера NSKK свою неприязнь и презрение к новому режиму Германии. Однако в очаровательном оазисе «черного» посольства, которое представляло Германию в Ватикане, не наблюдалось ничего подобного. Вилла Бонапарте была в свое время резиденцией любимой сестры Наполеона, Паолины, о чем свидетельствовали статуя корсиканца в полный рост, установленная в вестибюле, и изображение полуголой богини, облаченной в платье эпохи Директории, украшавшее потолок. Диего фон Берген был назначен на пост посла в Ватикане сразу же после Первой мировой войны, и если считать дипломатию искусством умолчания и умения понимать тончайшие оттенки слов, то он был primus inter pares[8] среди кардиналов папского двора и других дипломатических представителей, аккредитованных при его святейшестве. Конечно, Бергену было легче, чем его коллеге фон Хасселю, которому все время приходилось лавировать между национал-социализмом и фашизмом, зато ему очень сильно мешала та ненависть, которую Гитлер и его ближайшие советники испытывали к церкви. Я до сих пор считаю Бергена моим наставником в политико-дипломатических делах. Благодаря нашей общей любви к искусству и литературе XVI века, великим знатоком которых он был, он интересовался моей деятельностью, выходившей за рамки привычной социальной жизни посольства. Один или два вечера в месяц посол принимал меня в своем личном кабинете, стены которого были заставлены шкафами с бесценными пергаментными инкунабулами (первопечатными книгами, изданными до 1501 года) из его личной коллекции. Дворецкий приносил выдержанный портвейн, и дон Диего, унаследовавший от своей матери испанскую кровь, рассказывал мне о своей дипломатической карьере, которая на столько лет приковала его к Риму. И пока звучал его тихий голос, высокие деревья в парке, в котором Паолина Боргезе-Бонапарт решала совсем иные проблемы, мягко шелестели своими листьями под дуновением понентино, морского бриза, приносящего в испепеленный солнцем город вечернюю прохладу.