Читать книгу "День полнолуния - Ольга Покровская"

— А ты уверена, что судишь объективно? Ведь ты же любишь его, сама себе призналась, что любишь. Так, может, это любовь застит тебе глаза?

В тот же вечер со мной из Москвы связался генерал Голубев.

— Ну что, друг мой, — начал он. — Как я понял, ты нашла неоспоримое доказательство того, что фигурант наш причастен к покушению? Будем брать его, пока тепленький?

Я почувствовала, как на виске у меня болезненно забилась жилка.

— Сергей Петрович, разрешите высказать свои соображения. Я считаю, что не стоит пороть горячку. Сами по себе эти данные ничего не доказывают. Мне нужно еще немного времени, чтобы получить более веские доказательства. Теперь я знаю, в каком направлении работать, и…

— Эх, упустим ведь гада. Почует, что дело нечисто, и поминай его как звали, — протянул Голубев.

— Сергей Петрович, под мою ответственность… — убеждала я. — Если вы доверяете мне как аналитику.

А про себя все думала: «Я действительно верю в то, что говорю? Или отчаянно пытаюсь выгородить его, несмотря на объективные факты?» Разумеется, мне казалось, что все сразу — и интуиция, и опыт, и полученные данные подсказывают мне, что считать это дело раскрытым еще рано. И в то же время меня не оставляли сомнения, что это я просто так ловко вступаю в сделку с собственной совестью. Ну а что, ведь в случае с Тимуром со мной такое уже случалось…

В конце концов Голубев все же согласился дать мне еще несколько недель, и я с новыми силами нырнула в анализ всех писем, всех переговоров, всех контактов Тимура. Я почти перестала спать — ведь обязанности, которые мне полагалось выполнять в качестве пресс-секретаря, тоже никто не отменял. В офисе я слонялась как тень, и айтишник Володя как-то раз даже пошутил:

— Что это вы, Ириша, как призрак замка Моррисвиль? Никак вчера всю ночь для Тимура речь по случаю назначения нового председателя правительства республики сочиняли.

А я отшутилась:

— С каких это пор, Володя, вы стали осведомлены лучше пресс-секретаря? Я еще даже не слышала о назначении нового председателя правительства.

Это было не совсем так, о назначении мне было известно, информация об этом промелькнула в одном из недавних писем Тимура. Но поскольку официального задания я еще не получала, упоминать об этом было нельзя.

Все эти дни я старалась ни на шаг не отходить от Тимура, если только в этом не было необходимости. Я выдумывала какие-то вопросы, чтобы заглянуть к нему в кабинет, предлагала новые темы для публикаций в прессе. И снова не могла понять — это я напряженно ищу в его поведении, в обрывках обращенных к другим сотрудникам реплик возможные улики или просто пытаюсь напитаться этими, возможно, последними днями, которые нам еще осталось провести бок о бок? У себя в съемной квартире я, нацепив на голову огромные наушники, зачем-то слушала даже его разговоры с женой — хотя ясно было, что здесь уж точно не может всплыть никаких данных. Наверное, все это было в рамках все той же моей больной фантазии — примерить на себя чужую жизнь: мирную, счастливую, семейную. Попытаться представить себя на месте Дины… Да что там, порой мне начинало казаться, что я согласилась бы просто остаться на занимаемой мной сейчас должности — лишь бы находиться рядом с ним.

Через несколько дней Тимур вызвал меня к себе в кабинет.

— Ира, — сказал он, — Асланбеков произвел перестановки в правительстве и назначил на пост председателя Алферова. Мне нужно будет официально поздравить его с вступлением в новую должность. Черканете пару строк?

— Конечно, — кивнула я. — Есть какие-нибудь особые пожелания?

Тимур начал объяснять мне свои соображения, и в этот момент в голове у меня как будто что-то щелкнуло. Голос его стал звучать все глуше, монотоннее. А перед глазами замелькали недавние воспоминания. Все эти разрозненные кусочки, картинки, обрывки вдруг сложились воедино, как детали замысловатого пазла. Странные сбои в шпионской программе, которые я принимала за конфликт с антивирусом. Айтишник Володя, поспешно уходящий по слабо освещенному коридору в уже опустевшем здании. Тот же самый Володя, несколько дней назад обмолвившийся о новом назначении в правительстве, о котором к этому моменту еще не было официально объявлено…

Откуда он мог об этом знать? Разумеется, Тимур не стал бы делиться с рядовым сотрудником такими сведениями. Узнать об этом Володя мог только в том случае, если, как и я, имел доступ к переписке Тимура. Мог ли он иметь к ней доступ? Технически — разумеется, он ведь отвечал за информационную безопасность офиса. Но обладал ли он полномочиями, позволяющими ее просматривать? Конечно же, нет. Можно, наверное, было бы списать все на человеческий фактор, обыкновенное любопытство, заставившее вечно скучающего без дела айтишника сунуть нос не в свое дело. Я слишком долго работала в разведке, чтобы недооценивать силу и последствия человеческой глупости. Однако в данном случае такое любопытство грозило дотошному сисадмину не выговором, не увольнением, а вполне серьезным тюремным сроком, и мне казалось очень сомнительным, чтобы кто-то способен был так подставляться без определенной цели.

К тому же были ведь и другие факты. То, как вела себя моя программа, например. Разработанная в секретных компьютерных лабораториях ФСБ, она, конечно, неподвластна была обыкновенному гражданскому специалисту. Но вот вступить в конфликт с установленной им же самим программой попроще, конечно, могла.

И, наконец, оставался вопрос, почему в тот вечер Володя так поздно был в офисе. Ведь я сама тогда явилась туда с определенными целями.

Итак, что же из всего этого следовало? То, что Володя сам мог быть причастен к покушению на главу региона, я отмела сразу. Это была слишком мелкая сошка, никаких личных счетов с Асланбековым у него быть не могло, а на сумасшедшего фанатика айтишник никак не походил. Но вот если определенная группировка, заинтересованная в смерти главы, заплатила ему, чтобы отвести от себя подозрения и оставить следы, свидетельствующие о причастности к этому делу Тимура, все сходилось. Разумеется, опытному специалисту ничего не стоило поставить в компьютер Тимура вирусную программу, считывающую пароли, узнать реквизиты его банковских карт, а затем в удобное время сделать перевод с его компьютера и его карты — не основной, конечно, но вполне недвусмысленно связанной с его фамилией — нужному человеку. И все, дело сделано. Подозрение неминуемо падало на Тимура.

В висках у меня застучало, а к щекам прилила кровь. Всю сонную одурь с меня как рукой сняло. Я была словно гончая, почуявшая след зверя, на которого так давно охотилась. Мне не терпелось броситься в погоню, нагнать его, вгрызться в холку. Меня переполняло нетерпение и какая-то отчаянная сумасшедшая радость от того, что теперь уже ясно было — это не Тимур! Он невиновен. Ему ничего не угрожает. И отведу от него беду я, снова я.

— Что с тобой? — донесся до меня наконец голос Тимура. — Ты меня слушаешь?

— Да-да, Тимур Ахметович, извините, — закивала я.

Конечно же, мне нельзя было себя выдать, нельзя было рассказать Тимуру о своем открытии, об этом озарении, внезапно посетившем меня после нескольких месяцев работы, столь же напряженной, сколь и бесплодной. Теперь мне оставалось только действовать — и скорее, пока генерал Голубев там, в Москве, в нетерпении не отдал приказ.