Читать книгу "Хозяин слова. Мастерство публичного выступления - Игорь Родченко"

А пестрая лента ползла по шнурку… От страха я коченел, но оторваться от расследования страшного преступления было невозможно…

Утром солнце будило меня, где-то запоздало горланил петух, бабушка уже пекла блины, и их запах разносился по всему дому, дед открывал ворота, и было слышно, как через несколько дворов тетя Фрося ругается на Ваньку – он опять не порубал для порося хряпу. Из этих звуков, красок и запахов с безупречной логикой следовало детское счастье.

Модель «Причина и следствие» применяется, когда необходимо проследить развитие событий, понять, почему сегодня мы находимся в той или иной ситуации.

Ошибки, которые можно совершить с этой моделью, таковы.

1. Причина и следствие подменяются временно́й последовательностью: два человека расстались не потому, что вдруг поругались в кафе, а потому, что один почувствовал, что их ничто не связывает, кроме темных ночей. А расстались они действительно после ссоры, но не по причине ее.

2. Анализируя сложившуюся ситуацию, начинают раскручивать причинно-следственную цепочку с начала, создавая многовариантные версии, тогда как надо делать это с конца, задавая себе простой вопрос: «Почему так, а не иначе?»

Готовя выступление, нужно взять за основу одну из моделей, последовательно развивая главную мысль. Другие модели могут дополнять ведущую, например, в качестве аргумента для убеждения вполне сгодится сравнение, но одна модель должна оставаться стержневой.

Теперь, когда мы продумали содержание речи, осталось решить, с чего начать и чем закончить, а затем можно будет идти к слушателям. Но прежде я скажу коротко об украшении речи красивыми словами.

В классическом каноне риторики, то есть в последовательности создания речи от замысла до ее произнесения, есть этап, посвященный оформлению мыслей в слова и насыщению текста различными украшениями, которые получили название «Тропы и фигуры».

Неоднократно в своей истории риторика умирала. Это случалось всякий раз, когда ораторы начинали заниматься содержанием речи, забывая о людях, которым эта речь предназначена. Им нравилось превращать тексты своих ораторий в произведения искусства, делая слог напыщенным, витиеватым.

Слово в публичном выступлении – это поступок, такой же живой, как удар кулаком или поцелуй. Оно реактивно и спонтанно. Заранее придумывать специальные словесные приемы можно, но редко это приносит пользу. Потому задача работы над содержанием речи – разобраться с тем, что мы хотим сказать, о том же, как мы будем говорить, какими «цветами красноречия» украсим свою речь, беспокоиться не надо. Лучше позаботиться о развитии собственной грамотности, о приучении себя облекать мысль в выразительную форму, об увеличении словарного запаса. Тогда язык наш сам выразит при необходимости все, что нужно, в наилучшей форме. Лично мне знание тропов и фигур ни разу не помогло в собственной ораторской деятельности. Ей-богу, когда я говорю или что-то придумываю, я не классифицирую речевые приемы и не думаю: «Ах, вот здесь хорошо бы гиперболу вставить». Такое знание помогает при анализе чужих речей, но даже в этом случае оно не передает их настоящей силы, потому что мы не слышим интонации, не видим оратора, не чувствуем его отношения к этим словам. Вот почему традиционный раздел риторики под названием «Элокуция» мы пропускаем.

Разобраться с тропами и фигурами вы сможете, прочитав филологов Виноградова[12] и Жирмунского[13] или любой учебник по риторике[14]. Я же ограничусь одним советом: хотите говорить красиво – читайте каждый день хорошие книги и пишите сами.

Глава пятая

О страхе публичного выступления

С ужасом представляю момент, когда распахивается дверь маленького самолета (что-то вроде АН-2) и мне надо сделать шаг вперед, полететь к земле и в воздухе дернуть за кольцо, чтобы раскрывшийся парашют слегка подбросил мое тело вверх, а потом закачал меня в небесной люльке. Никто и никогда не заставит меня это сделать, говорю я себе, никто и никогда!

Удивительно, но я знаю людей, для которых прыжок с парашютом гораздо менее волнующее событие, чем выступление на публике. Загадка! Там, если не раскроется парашют, тело расплющится о землю – а что может произойти здесь, на освещенной сцене, среди приятных, ждущих твоего слова людей?

Расскажу свою историю, потому что знаю об этой проблеме не понаслышке. Испытал ее, как говорится, на собственной шкуре.

Однажды, много лет назад, в спектакле по пьесе Фридриха Дюрренматта «Играем Стринберга» я исполнял одну из главных ролей. Дело было в Амстердаме, на театральном фестивале. Что-то пошло не так, то ли не подготовился как следует, то ли не поймал настроение, в общем, случился провал. Режиссер после спектакля публично меня раскритиковал. Мелочь вроде, но со мной что-то случилось. Я долго не мог заснуть, сильно переживал неудачу. Утром надо было выходить на сцену в детском спектакле. Меня трясло от страха. Я выпил десять чашек кофе, десять раз сходил в туалет, даже понюхал нашатырного спирта. А сердце все стучало и стучало гулко и часто! Я стоял перед залом на деревянных ногах. Дрожали руки, дрожало лицо, хотелось спрятаться, исчезнуть… С тех пор каждый выход на площадку стал для меня мучением. Я прекрасно понимал, что если не решу проблему, то делать в профессии мне нечего. Как-то раз, после очередной неудачи, сидя у окна с сигаретой, я вырвал лист из блокнота и нарисовал на нем грязное пятно собственного страха.

На оборотной стороне написал все причины, которые, как мне казалось, заставляли меня бояться. Здесь был и комплекс неподготовленности, и недовольство своей внешностью, и боязнь получить замечание, и многое другое. Набралось не менее полутора десятков поводов трястись, как осиновый лист. Размышляя, я сделал два простых открытия.

Во-первых, страх не бывает постоянным. Иногда ты боишься выступать перед незнакомыми людьми и совершенно спокойно чувствуешь себя среди близких, а иногда все происходит с точностью до наоборот. Чаще ты боишься в начале выступления, а бывает, что страх нагоняет тебя уже в конце. Для меня это значило, что пятно страха изменчиво в своих границах, а следовательно, им можно управлять, его можно уменьшать, ведь если бы оно было стабильным, то болезнь стоило бы лечить в клинике.

Во-вторых, нет пятнадцати или двадцати причин. Есть одна универсальная. Дело не в том, что я не подготовился, а в том, что мне не хочется, чтобы это заметили другие. Дело не в том, что я стыжусь своей внешности – живу же я с ней в одиночестве и ничего, – дело в том, что я не хочу, чтобы меня оценивали другие. Причина нашего страха в зависимости. А зависимость – дело серьезное, и избавиться от нее сложно. Кто-то зависит от алкоголя, кто-то – от сигарет, кто-то – от конкретного человека, и все без исключения зависят от мнения окружающих. Просто в разной степени. Вся наша современная культура с ее установкой на успех, все наше воспитание детей с его постоянным одергиванием «Что станет говорить княгиня Марья Алексевна?!», вся система не братских, а конкурентных взаимоотношений в обществе питают эту зависимость. А что такое публичное выступление, как не пространство, в котором каждый из нас говорит людям: «Вот я стою перед вами. Оцените мой ум, мою внешность, мой профессионализм…» И если бы мы чувствовали уверенность, что оценка будет отличной, то и страха бы не случилось, но это не так. Разрыв между осознаваемым собой – не очень умелым оратором – и тем, кем так хотелось бы казаться – блестящим, способным управлять любой аудиторией, – и есть пространство страха. Чем больше дистанция между тем, кто мы есть, и тем, какими нам хотелось бы быть, тем больше страх.