Читать книгу "Австрийские фрукты - Анна Берсенева"
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Таня полистала сообщения в айфоне, нашла среди них нужное и позвонила его отправителю.
– Всеволод, здравствуйте, – сказала она. – Это Татьяна Алифанова. Вашего отчества не знаю, извините. Хочу с вами встретиться, желательно сегодня. Можем?
Видно, Всеволод Решетов ожидал ее звонка, потому что не удивился ни ему самому, ни тому, что она сразу перешла к делу.
– Да, Татьяна Калиновна, – ответил он. – Можем встретиться сегодня. Где и когда?
– Я приеду куда скажете.
– Где вы находитесь? – поинтересовался он. – Чтобы я мог прикинуть время.
– На Соколе, – ответила она. И зачем-то уточнила: – В поселке Сокол.
Хотя, учитывая обстоятельства, он и сам, надо думать, это сообразит.
– Я буду у вас через полчаса, – сказал Решетов.
Сразу понятно, человек толковый. Хорошо. Ну и ей нечего зря бродить по комнате, разглядывая фотографии.
Таня умылась холодной водой и пошла в котельную. Огонек газовой горелки едва теплился. Она включила отопление на полную мощность, чтобы дом нагрелся поскорее. Система обогрева осталась здесь та же, Таня знала, как ею пользоваться. Да хоть бы и не знала – ничего хитрого.
Она вспомнила, как Евгения Вениаминовна говорила ей когда-то:
– У нас здесь есть наблюдение: женщины, выходя замуж, обычно остаются на Соколе. А вот мужчины почти всегда переезжают отсюда к женам.
– Почему? – не поняла Таня.
– Не каждую жену, тем более молодую, уговоришь пойти на такое хозяйство, – объяснила та. – Сейчас хотя бы газ есть, а раньше мы печки топили – дровами, углем. Кому это надо?
Объяснение вызвало тогда у Тани недобрую усмешку. Пожили б те молодые жены в покосившейся халупе! За счастье б считали, что самим топить можно, а не выслушивать мат гундосоного Кирьяка, который работал в котельной: уголь такие и разэтакие не закупили, чем я вас тут, вашу так и этак, греть должен?! Котельная, которая отапливала их улицу в Болхове, выходила зимой из строя чаще, чем работала. Понятно, что Тане смешны были страдания соколянок.
Котел загудел, тепло разбежалось по трубам, и ей вскоре стало жарко в шубе. Она отнесла ее в прихожую, потом заглянула в кухню. В буфете не обнаружилось даже чая, холодильник вообще был выключен. Ладно, в конце концов, не гостя ждет. Обойдемся без чаепития.
Услышав звонок, Таня открыла входную дверь и увидела Всеволода Решетова, стоящего за забором рядом с кругленьким синим «Фольксвагеном», на котором он приехал.
– Откройте, пожалуйста, сами калитку! – крикнула она. – Руку просуньте сквозь штакетник и отодвиньте щеколду.
Тут же Таня подумала, что невежливо так командовать, и стала спускаться с крыльца, но он открыл калитку быстрее, чем она успела шагнуть в снег.
– Надо вам как-то иначе калитку запирать, – сказал Решетов, входя в дом. – Не на щеколду, а на замок. И камеру наблюдения поставить. Если, конечно…
– Сейчас мы все это обсудим. – Она открыла перед ним дверь в большую комнату. – Проходите, Всеволод…
– Анатольевич.
Он снял пальто – Таня рассмотрела, что оно действительно с норковым подбоем, – встряхнул, расправил и повесил на плечики в стенной шкаф. Если он и в делах такой же тщательный, то хорошо. Так она подумала, входя вслед за ним в комнату.
Они сели напротив друг друга за стол. Решетов положил руки на столешницу. На узорчатом дереве они белели пухлыми подушечками.
– Вы прочитали письмо Вениамина Александровича, – первым произнес он.
– Да, – кивнула Таня. – Вы ведь тоже?
– Нет. – Он посмотрел удивленно. – Вениамин Александрович не предлагал мне его читать.
Тане стало не то чтобы стыдно, но все-таки неловко. Если бы ей надо было передать кому-то важное письмо от умершего человека и оно было бы в незапечатанном конверте, она его прочитала бы точно.
«А почему, собственно, я его прочитала бы? – Только сейчас, глядя на спокойно лежащие на столе руки Всеволода Решетова, она подумала, что это вообще-то странно. – По какой причине?»
И тут же эту причину поняла. Она прочитала бы такое письмо в тринадцать лет и точно так же прочитала бы сейчас просто потому, что за годы, прошедшие с тех пор, изменилось в ней многое, но сущности ее, настоящей ее сущности, эти перемены не коснулись.
А у него сущность другая, значит. Такая же, как белизна его рук.
«Ну и хорошо, – подумала Таня. – С таким проще дело иметь».
А вслух сказала:
– Левертов завещал мне этот дом.
– Это он мне сообщил, – кивнул Решетов. – Во время нашего последнего разговора. И просил меня уведомить вас, когда будет оглашено завещание.
– Он так спокойно об этом просил?
– Я не назвал бы его состояние в тот вечер спокойным.
– А каким назвали бы?
– Тревожным. Подавленным.
– Подавленным?
– Да. – Наверное, Решетов расслышал недоверчивые нотки в ее голосе, потому что добавил: – Мне тоже было непривычно видеть его таким. Но потом я погуглил: именно подавленность и тревога, страх – признаки предынфарктного состояния. Смертный страх, – уточнил он.
Таня вдруг вспомнила, как прочитала, что все человеческие чувства: любовь, ненависть, счастье и прочие, – это всего лишь определенное сочетание гормонов. Выстроятся твои гормоны в каком-то неведомом порядке – и влюбишься черт знает в кого. Потом перестроятся – и того же самого черт знает кого возненавидишь.
– И где же ты это прочитала? – поинтересовался Веня.
Он сидел за столом у себя в кабинете наверху, а Таня постучалась и вошла, потому что… Ну просто ей хотелось его увидеть. И чтобы он ей что-нибудь сказал, хотелось тоже.
– В «Экстра-М», – ответила она. И уточнила: – Это газета рекламная, она на Ленинградке в продуктовом лежит.
– Пора бы тебе оставить дурацкую привычку черпать знания в продуктовом магазине, – поморщился он.
– А что, не так, что ли? С гормонами.
Таня обиделась. Веня вернулся из командировки ночью, она уже легла, он прошел к себе в комнату, и она слышала, что он не спит, а он, конечно, видел, что у нее свет не выключен, но даже «здрасте» сказать не заглянул. И сейчас, утром, ни капельки ей не обрадовался, морщится еще!
– Поверхностно образованные люди полагают, что именно так, – сказал он.
– А на самом деле как?
– А на самом деле этого никто не знает. Даже газета «Экстра-М».
– Но ты же знаешь! – рассердилась Таня. – Ну так и мне скажи.
– И я не знаю. – Он улыбнулся, и она в ту же секунду забыла, почему сердилась на него. – Можно сказать, что чувства регулируются игрой гормонов. А можно – что совершенный гормональный механизм создан для того, чтобы осуществлять чувства. И чувства являются причиной, а не следствием работы этого гормонального механизма. Поняла?
Внимание!
Сайт сохраняет куки вашего браузера. Вы сможете в любой момент сделать закладку и продолжить прочтение книги «Австрийские фрукты - Анна Берсенева», после закрытия браузера.